И сны нехорошие никого не мучили, даже самых совестливых. Лили кровь как воду — получите и распишитесь, это было только справедливо.
А барышня Лизавета... И впрямь ведь ребенок. Испуганный, одинокий. Думал ли Федор Мызников, когда строил свою усадьбу, что место-то не совсем удачное. Зажато в углу уезда меж каньоном и железкой. Все более-менее проезжие дороги перекрыты такими же отрядами и рабочими патрулями — спасибо банде Коновалова, не скоро их еще расформируют. А лесом уходить... Один Евсеев сможет. С барышней — вряд ли.
Лошадь болотом не пройдет, на себе столько провизии и сменной одежды барышня не утянет. Да и ночевки на холодной земле... простынет, застудит легкие — и в аккурат к зиме отойдет.
Нет, это точно глупая затея.
Павел Егорович терпеливо ждал, что надумает Петр и эта овечья покорность без слов сказала ему, с кем он имеет дело. Не родственник Мызниковых ни с какой стороны. Просто старый слуга, который с младенчества при хозяевах и предан им как собака.
— Остальные где? — спросил Петр.
— Так разбежались. Давно уже. Большая часть с Юденичем ушли.
— Умные люди, — фыркнул Петр. Если б эти... неуделки их послушали, насколько проще была бы сейчас жизнь.
— Павел Егорович, — Петр положил руки на стол. Повеселевший взгляд Евсеева метнулся, было, к кисету. — Доложить о том, что происходит в усадьбе я обязан. Сюда пошлют уполномоченного. Поговорите с ним. Может — договоритесь. Все же ни вы, ни Лизавета... Павловна?
— Павловна, — торопливо закивал Евсеев.
— Вы не являетесь представителями класса эксплуататоров. Напротив, вы — угнетенные крестьяне. Возможно, даже работа найдется, прямо здесь, в усадьбе. Паек дадут. И с документами что-нибудь решится. Думаю, документы Лизаветы Павловны сгорели при пожаре... Денег я не возьму.
— Иначе никак не получится?
— Это все, что я могу сделать.
— Благодарствую, — тихо кивнул Евсеев. И встал из-за стола, заняв, разом, пол комнаты. Петр тоже поднялся, повернулся к двери.
Удара здоровенным кованым подсвечником по затылку он не ждал. Уж больно мирно вел себя Евсеев и неподдельно боялся. Но, выходит, за своего детеныша и заяц озвереет. Деревянный, давно не метеный пол оказался совсем рядом, руки завернули за спину. Петр попытался дернуться, но Евсеев навалился сверху и с очередной вспышкой боли сознание погасло.
Последнее, что успел подумать Петр — решится ли боец Ильин нарушить приказ. Был он парнем шебутным, с командиром часто спорил. Может, и не все еще?..
Второй раз что-то вроде сознания вернулось к нему, когда Петр почувствовал, что едет. Кто-то (Евсеев, кому больше? Не барышне же Лизавете) тащил его за ноги по длинному коридору и тихонько приговаривал: