Ноги, меж тем, утонули во влажном и теплом "молоке", следом за ними, потонуло и все остальное.
Петр замер.
— Степан, Алексей, — позвал он.
Звук собственного голоса прозвучал странно. Он словно нырнул в туман, провалился и вынырнул аж на том краю долины. Петру показалось, что он окликнул ребят издалека... Но это тоже было нормально, звуки в тумане ведут себя странно. Этому было научное объяснение, которое Петр даже помнил.
— Странно-то как, — тихо проговорил Алексей. Его голос слышался совсем рядом, словно паренек говорил у самого уха, — кажется, нам здесь не рады. Не хотят пускать дальше.
— Скажи еще что-нибудь такое же умное, — напористый басок Степана разрубил туман, как лезвие казацкой сабли, на мгновение его круглое недовольное лицо даже вынырнуло из белесого марева — и спряталось снова. — Может быть Мызников еще и горы двигает? И реки может вспять повернуть?
— Реки — не реки, а вот только слышал я, что еще при царе Александре третьем, царствие ему... то есть, чтоб ему черти на сковородку сала кинуть забыли... В общем, меня тогда еще не было, а дед рассказывал, что Мызниковы чем-то губернатору не угодили. А, может, и не губернатору, то дело темное. А только приехали сюда казаки цельной сотней
— И что? — Спросил Степан, потому что парень замолчал.
— А несколько дней вот так же кружили-кружили по дорогам, пройти не могли. А потом поставили во главе отряда старца Антония с чудотворной иконой Богородицы, да с молитвой и прошли. Вот только, — Алексей нервно хихикнул, — про то, как они назад вертались, никто не слышал.
— Мастера вы тут брехать, любому кобелю впору поучиться, — фыркнул Степан, но как-то так неуверенно.
Петр понял, что еще немного, и в его отряде случится первое дезертирство.
— С молитвой, говоришь? — переспросил он, — добро же... Можно и с молитвой.
Он тихонько прокашлялся, пробуя голос. И — запел. Не в лад, но с чувством:
"Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног.
Нам не нужно златого кумира,
Ненавистен нам царский чертог..."
Небольшой и темный двор-колодец содрогнулся от грохота. Я проснулась, словно подбросили. Да и спала некрепко. Отвыкла от этой кровати, узкой, двухъярусной. Мое место всегда было наверху, нижнее занимала сестра... давно, когда мы еще жили здесь постоянно.
Как раз Сонину свадьбу сегодня и гуляли. В сиреневом зале "Амадеуса". А потом решили не возвращаться в дом.
Я поддернула занавеску и выглянула сквозь окно. А там, в глубине, плясало зарево, и как бы не на месте...
— Что творишь! А ну, убралась от окна! — в комнате появился отец — невысокий, круглый, как колобок, в наброшенном халате, пижам он не признавал, — Чему тебя Антон учил?