Вот зачем он делает это?
Прижимает к себе после того, как я хочу полностью в нём разочароваться. Я уже сказала себе, что он плохой, раз сделал это. Не желает объясняться. Держит меня за дуру…
И для чего всё это?
Почему прижимает к себе и говорит слова с таким спокойствием:
— Порыдай. Покричи. Потом поговорим.
И я бы не заплакала, если бы он не сказал этих слов!
А теперь стою и как девчонка пускаю слёзы ему в грудь. Шмыгаю носом на протяжении нескольких минут, пока не слышу за Беркутовым чей-то голос.
Тут же отрываюсь от мужчины, стираю слёзы и понимаю, что макияж, которым я любовалась весь вечер, разрушен. Ну и ладно, плевать. Теперь уже не до него.
— Я поеду всё же. Не вижу смысла здесь оставаться. Я уже зарёванная и… — слова слетают с языка сами. Мысли все в какой-то дымке, из-за которой не могу думать. — Не хочу об этом говорить.
Пытаюсь снова уйти, но слышу позади спокойный голос Артура:
— Лучше пойти там. Или тебя все увидят.
Останавливаюсь. Он прав. Через зал нельзя.
Разворачиваюсь, обхватываю себя руками.
— Не хочешь, чтобы о тебе потом судачили? Беркутов обидел свою невесту, доведя её до слёз? — господи, поплакав, немного стало легче. Выплеснула некоторые эмоции, которые нормально мешали думать. А теперь размышляю, не сорвалась ли я? Не переборщила ли? Не сказала лишнего?
Я больше злюсь на отчима, что обманул меня столько раз, чем на Беркутова. Хотя и на него тоже. Ответа на свой вопрос я так и не услышала.
— Плевать, — холод карих, таких, на первый взгляд, горячих глаз, убедителен, — что пишут. Но завтра тебе явно не понравится увидеть себя в инете.
Вообще-то, да…
— Ладно, куда идти? — соглашаюсь.
— Пошли. Вместе поедем. Здесь скучно.
Засунув руки в карманы штанов, он идёт вдоль деревьев. А я за ним. Отставать не буду. Хотя и держусь на расстоянии. Смотрю в его широкую спину и думаю, зачем всё это такому, как Артур.
Ладно отчим… Таких козлов ещё поискать надо. И теперь я в этом уверена. Но он… Что с ним не так?
***
Выхожу из ванной, вытирая полотенцем волосы. Шарик путается под ногами, и я чуть не падаю, лишь бы не наступить на него. Благо спасает кровать, в которую я упираюсь ладонями, наклонившись над полом.
— Какой прекрасный вид, — слышится за спиной. — Это я удачно зашёл.
Ой! Понимаю, что повёрнута задом к выходу, и, быстро развернувшись, сажусь на кровать.
— Стучать не учили? — недовольно отзываюсь.
— В моём собственном доме? — хмыкает. Только сейчас замечаю у него в руках какие-то бумаги. — Не дождёшься.
Я подхватываю Шарика, что просится на ручки, и поглаживаю его за ушком. Нужно было молча уехать всё же домой. Что я, собственно, и собираюсь сделать.