— Не знаю, что у вас там за махинации с Сергеем Анатольевичем, но скоро я уеду. И потом можешь не стучаться. А пока я тут...
— Куда ты собралась уехать? — тонкие губы изгибаются в улыбке. — Не помнишь условия?
Его тон звучит победно. Наверное, он думает, я никогда не разорву контракт? Рассчитывает, что меня остановит та огромная сумма, которая пойдёт штрафом за расторжение? Ничего подобного. Возьму кредит. Лучше он, чем быть какой-то купленной… Подстилкой.
Нет. Не буду.
— Я всё выплачу.
— Не эти условия.
Он кидает кипу бумаг на кровать.
— Изучи, — кивает на них, дёргая волевым подбородком.
— Не собираюсь. Всё равно через час меня уже здесь не будет, — стою на своём.
Плотно сжатые челюсти Артура, которые замечаю в следующее мгновение, меня напрягают.
— Ты не имеешь права самостоятельно расторгнуть контракт. Это раз, — вдруг выдаёт. — Во-вторых, сделав это, должна будешь вернуть деньги за операцию сестры. А потом уже неустойку.
Глаза вылетают из орбит.
Он серьёзно?
Нет, издевается?
— Тем более, на это нужно согласие двух сторон. А как ты поняла, я его тебе давать не стану. Для меня не случилось ничего такого, из-за чего бы я захотел это делать.
Каждое его слово – гвоздь в крышку моего гроба.
Какой же ты, Беркутов… Бездушный!
— Мира, давай так, — неожиданно выпаливает. Вздыхает, да так тяжело, грозно, что я уже не хочу слушать дальше. Атмосфера в комнате накаляется, а моё тело напрягается сильнее. — Я купил тебя. Не отрицаю. И спас от отчима, который вертел тобой как хотел.
Фактически. Но на самом деле… Ничего не сказал, тем самым причинив боль изнутри.
— Вместо меня мог быть какой-нибудь старик, который не выпускал бы тебя из постели.
Я сглатываю, не желая и думать об этом.
— Ты нужна мне для бизнеса. Мы это обговаривали. Красивая картинка рядом. И любовница. Собственно, это две твои задачи. Я не держу тебя в рамках, не ущемляю. Но если ты и дальше будешь так себя вести – запру в комнате, и мы начнём говорить по-другому.
Задыхаюсь от такой наглости.
Подпрыгиваю с кровати, аккуратно опуская Шарика на постель.
— С этого дня, — я ничего и сказать не успеваю, Беркут перебивает, — я запрещаю тебе касаться двух тем: твоего ухода и купли-продажи. Выполняй свою роль молча, пользуясь тем, что у тебя есть.
Он просто берёт и уходит. Не даёт высказаться!
Понимаю, что это волнует только меня.
И я сама понимаю, что сейчас в невыгодном положении, чтобы наводить истерику и кидаться словами.
В чём-то он прав. Я виновата, что доверилась отчиму. И я действительно могла попасть к кому-то вроде него…
Кривит от одного представления. А тело покрывается мурашками, когда представляю ужасные руки на своём теле.