Предаваясь солнечной эйфории, я сидел в удобном кресле, держа в руке бокал вина, в другой — сигару, в третей — свежий «крымский листок», в четвертой…
Нет, рук у меня по-прежнему только две, и держал я только газету. В ней было написано, что знаменитый ялтинский писатель А.П.Чехов совместно с известным издателем, писателем и драматургом А.С.Сувориным и его семейством отправляются в заграничное путешествие на яхте «Бьюти» видного итальянского мецената графа Берголо. Ну, провинция и есть провинция с её стремлением к ярлычкам — «знаменитый», «известный», «видный»…
Зато обо мне — ни слова. Как будто и нет никакого барона Магеля. Чему я рад, мало того — я сам и устроил так, чтобы не попасть в новости. Пусть обыватели и охранители думают, что поездку затеял Суворин. Нанял яхту, да и отправился с шиком. Ему можно, он миллионщик.
Девочка Надя сидит неподалеку, бонна Мария Карлова выговаривает ей, что девочкам её лет бегать и прыгать невместно. Но через пару минут она вновь будет бегать и прыгать. И правильно делает. Годы болезни ушли, нужно бегать и прыгать! Развивать крупную моторику, говоря занудно.
Впрочем, я в дело воспитания не вмешиваюсь. Я вообще не вмешиваюсь. Сижу, дышу воздухом и читаю газету. А Чехов с Сувориным рассуждают о войне с японцами. Слышу то о Порт-Артуре, то о генерале Куропаткине, а то и, прости Господи, о Цзинчжоуском перешейке. Как и язык не вывихнут — Цзинчжоуский перешеек! А ничего, привыкли, и произносят пребойко.
И всё пытаются втянуть меня в свой разговор.
— Петр Александрович, вы единственный военный среди нас, штафирок. Что вы скажете о войне? — спросил Чехов.
— Война есть война, — ответил я.
— А все-таки? Что вы скажете о войне сегодняшней?
— Там, далеко, есть такая игра, вроде шашек. Японцы зовут её и-го. Некоторые полжизни проводят, играючи. Долго игра тянется, часами. Но мастер только глянет — и поймет, чем дело кончится.
Я ни разу не мастер, но…
— Но?
— Вы, Антон Павлович, сами видели — и Сахалин, и Владивосток. Много ли там порядка? А без порядка, одним героизмом, войны не выиграть.
— Но в стране небывалое воодушевление! — сказал Суворин. Сказал без огня, а только чтобы видно было — он патриот. Видно мне, темной лошадке. Кто знает, с кем я знаюсь, перед кем отчитываюсь.
Если бы он только мог вообразить — перед кем!
— Воодушевлением пушку не зарядишь, Алексей Сергеевич. Но уверен: Владивосток останется русским! — закончил я, и больше на провокации не поддавался.
Легко быть угадчиком, прочитав книгу до конца. Но вдруг что и изменится? Хотя с чего бы вдруг?