— Не буду, но какое это имеет значение сейчас? Или вы антисемит?
Керенский снова от души расхохотался. Закончив смеяться, он улыбнулся неприятной улыбкой, подумав про себя, что как только у евреев появляется возможность обвинить кого-нибудь в антисемитизме, то тут же следуют крайне агрессивные нападки. Странно, что больше всего этим отличались «русские» евреи. Может потому, что их никогда серьёзно и не преследовали? В Германии или Испании с ними особо не церемонились, сразу ограничивая в определённых рамках, из которых те боялись выходить.
— А вы можете при разговоре не вешать сразу ярлыки, ребе? Или вы считаете, что евреев обижать грешно, а русских — не зазорно, их ведь много? Они разобщены, каждый живёт своим домой или общиной и поэтому с ними можно по отдельности делать всё, что угодно?
— Нет, я так не считаю, но ваши высказывания…
— Мои высказывания, — перебил Керенский Мазе, — лишь отражают степень заинтересованности в революции части еврейского народа. Но революция уже свершилась, вы получили долгожданную, по вашим словам, свободу. И что же? Я не вижу, чтобы накал страстей уменьшился, он только продолжает увеличиваться. Почему?
— Я не могу вам ответить на этот вопрос.
— Понятно, так почему столько много революционеров являются выходцами из вашей среды, вы не знаете?
— Нет.
— Хорошо, тогда я прошу вас поговорить со всеми представителями вашего народа, кто сейчас продолжает демонстрировать свою разрушительную революционную деятельность. Нужно, чтобы они прислушались к вам и ограничили участие во всех революционных процессах. Они своё дело сделали, пусть теперь займутся созиданием, а не разрушением.
Главный раввин покачал в задумчивости головой.
— Я понимаю вас и приложу все усилия, чтобы довести до разума сынов моего народа ваши слова. Вот только многие, когда с ними говоришь, отвечают, что они больше не евреи — они интернационалисты. На эти слова мне нечего возразить. А раз так, то и упрекнуть меня больше не в чем. Вы же не делите всех по национальному признаку, кто плохой революционер, а кто хороший?
— Я? Нет. Значит, вы не хотите пойти мне навстречу? — Керенский нервно забарабанил пальцами по столешнице.
— Нет, как раз я хочу вам помочь, но боюсь, что меня не будут слушать.
— То есть, вы не имеете никакого веса в своей среде?
— Нет, что вы, конечно, это не так. Вы всё понимаете слишком буквально, но молодёжь не хочет слушать стариков, и раввинов, к сожалению, тоже.
— Жаль, очень жаль. А говорят, Америка очень богатая страна и многие туда уже уехали?
— Да, многие, — насторожился раввин. — А что вы этим хотели бы сказать?