– Но тогда как же тебе удалось поговорить с Ней?
– Видишь ли… – замялся гитарист и испытывающее посмотрел на меня, – все дело в том, что Она живет в моей музыке, в моей Теме, во всей моей жизни. Там мы и беседуем.
– Так вы никогда-никогда не встретитесь? – осторожно, вкрадчиво спросила я.
Музыкант отрицательно покачал головой.
Я застыла, как вкопанная, сумев вымолвить только:
– И легко ли тебе жить с такой мечтой?
– Легко ли? – небрежно повторил мужчина и, точно не желая распространяться о каких-то мелочных пустяках, резко сменил тему. – Слушай, время мое подходит к концу. Долго ли ты еще думаешь здесь торчать?
– А что? – с готовностью спросила я, собравшись в любой момент послушно сорваться и уйти.
– Понимаешь, – смущенно глядя вниз, проговорил сын Шаровой Молнии, чье имя я даже не решалась спросить, – я скоро растаю, – откуда-то из глубины донеслось до меня, – отвернись тогда, пожалуйста, а? Понимаешь, я не хочу, чтобы ты видела мою смерть… Это хуже, чем показывать слезы.
– Понимаю, – вздохнула я.
Наступило неловкое молчание. Но, как оказалось, только для меня.
– А расскажи мне, как вы, люди, любите друг друга, – вдруг поинтересовался музыкант, и глаза его вспыхнули каким-то внутренним светом, – разве у вас не так?
– Нет! – горячо возразила я, будто ждала этого вопроса. – У нас совсем… совсем другая гармония. Когда небо застилают тучи и на землю падают первые капли, мы беремся за руки и выбегаем на улицу, чтобы вместе танцевать и смеяться под дождем, наблюдать, как очищается от пыли листва, слышать запах грибов. А когда лучи солнца иссушают лужи, то мы глядим ввысь и щуримся до слез.
– Завидую! – мечтательно сказал Принц Грозы. – Мне бы так… Но я знаю, что Она тоже думает обо мне, – тихо произнес он, – скажи мне, – вдруг резко, с волнением в голосе спросил он, – ты веришь, что Она тоже любит меня?
– Конечно! Я…
Тут я осеклась, заметив немую боль и беспомощность в огромных голубых глазах гитариста. И, как и обещала, отвернулась. И побрела домой. Я вдруг поняла, что последние автобусы уже давно уехали в автопарк, и что сегодня больше ничего не будет.
И я ушла. Туда, откуда восходит солнце.
Синдром стройки века
Окна в домах потускнели,
Грязный асфальт отражая.
Двери с петель послетели,
Свалку собой украшая.
Грязь перемешана с лужей,
Радуга пятен бензина…
Вряд ли отыщется хуже
Русскому сердцу картина.
Крыши поехали набок,
Кошки попадали сверху.
…Катится гулко и слабо
Жизни рассыпанной эхо.
Шестнадцатиэтажная коробка из грязно-серого железобетона с жутковатыми черными пустыми глазницами окон отпугивала даже детвору, которая, как известно, любит играть на стройках. Это замороженное, недостроенное здание конца ХХ века, без крыши, имело весьма дурную репутацию, сотканную, буквально, из воздуха. Раньше – то было дело понятное: в старинных замках водились приведения. Теперь можно страшиться разве что только разносчиков антисанитарии – бомжей.