– Ага! – кивнул Домовой. – Она и меня нарисовала однажды.
– Тебя? Люди же домовых не видят.
– Когда маленькие – видят. Сейчас принесу, покажу. – Домовой исчез и через минуту снова появился, держа в руке сложенный во много раз лист бумаги.
– Вот!
– Чего вот? Разворачивай. У меня лапки.
Домовой развернул рисунок. Бумага была пожелтевшей и на ней расплывалось масляное пятно. На рисунке был изображен Домовой таким, каким его увидел Кот в первый раз: чумазый, взъерошенный с колбасой в руке. Сходство было таким поразительным, что Кот принялся сравнивать оригинал с рисунком.
– Ты что же, в таком виде перед ребенком появился? Мог же до смерти напугать!
– Нормальный вид… – возразил Домовой. – Похож, правда? Это она по памяти рисовала. Я когда увидел не смог удержаться, стащил. А то бабка найдет – все равно сожжет.
В сенях стукнула дверь. Кот и Домовой насторожились. Каждый готов был немедленно испариться, если в комнату войдет Черныш. Вошла девочка. Сбросив на пол шубейку, она подошла к столу и положила на него несколько листов бумаги. Потом быстро ушла в другую комнату и вернулась с тонким угольком.
– Вот, сам сейчас увидишь, как у нее ловко получается, – гордо сообщил Домовой. – Жаль, что она тебя не видит, нарисовала бы мне на память.
Девочка разгладила верхний лист ладошкой, и провела по нему угольком. И тут началось чудо. Угольная линия стала извиваться по белому листу, уверенно приобретая черты бабы Маши. Поджатые строгие губы, глаза, смотрящие в самое нутро, гладко зачёсанные волосы. Кот спрыгнул на стол и сел возле рисунка. Угольная линия не сделала ни одного лишнего движения. Она уверено отсекала белый фон, как будто ложилась по заранее прочерченному маршруту. Девочка рисовала стоя, поставив на стул одну коленку. Словно ей жаль было времени устроиться поудобнее. Кот посмотрел на Оксану. Почему раньше он думал, что она не красивая? Разве могут показаться некрасивыми такие глаза? Они словно наполнились светом и летним солнцем. Румянец на щеках то ли после мороза, то ли от возбуждения раскрасил бледность кожи, словно вдохнул в нее жизнь. Так выглядело вдохновение. Настоящий талант, без скидок и сносок. Талант, который настолько очевиден, что может жить своей жизнью, управляя тем, в ком он живет. Это он поднимал девочку среди ночи, заставляя брать в руки уголек и рисовать, пока бабушка спит. Это он, не смотря на наказания и запреты, заставляет ее бросать своих подружек среди веселья и бежать домой. Это то самое предназначение, тот самый пропуск и счастливый билет… Оксана не должна была снова рождаться на Земле. Сейчас она так безгранично счастлива, что обучение счастью можно было бы считать завершенным. Если бы не одно «но»… «Детское» счастье в расчет не принималось. Счастье должно было быть «взрослым». Оксана должна была пронести его во взрослую жизнь, если надо, то отвоевать, отстрадать, отстоять его у мира и чужого мнения. Она должна была прочно держать это счастье в руках и уверенно говорить: «Это мое!». Тогда бы не было Юльки, и рыжий Инспектор менял бы другую судьбу. Что же произошло по пути во взрослую жизнь? Где эта девочка потеряла шанс на переход в другие миры?