— Какой проницательный.
Рене молча смотрел на нее. Она была великолепна с этой ненавистью к нему, которая сверкала в глубине ее темно-карих глаз, с ярким румянцем гнева, горевшим на скулах. Она держалась, словно королева, высоко вскинув голову, ее груди вздымались под тонким лифом при каждом глубоком и бурном вздохе. Ему хотелось подхватить ее на руки и унести отсюда куда-нибудь, где он смог бы заставить ее понять, смог бы преодолеть ее гнев и попытаться вернуть на ее лицо то прелестное выражение покорности, которое, как он начинал думать, ему только почудилось. Но это было невозможно.
— Контрабанда — преступление против короны, — сказал он жестко. — Неужели ты думала, что вас никогда не остановят?
— Только не тот человек, которого я вытащила из реки.
— Понятно. Ты считаешь, я должен был проявить больше благодарности.
— Я считаю…
Она запнулась, у нее сжалось горло от муки и наплыва чувств, слишком запутанных, чтобы их выразить. Он вдруг оказался так близко, его плечи были так широки, а глаза — такого глубокого серого цвета. Она не хотела поддаваться его власти. Она хотела быть холодной и мстительной, а вместе с тем желала найти покой в его объятиях.
Она ожесточала себя, глядя в сторону через его плечо. Ее взгляд упал на место, отведенное для порки у подножия виселицы перед церковью. Это послужило полезным напоминанием о той участи, которой она и Бретоны едва избежали. Когда она снова встретилась с ним взглядом, лицо ее было непроницаемым. Она почти вскользь обронила:
— А что ты сделал с нашим имуществом?
— Его конфисковали как собственность короля.
— В самом деле?
— Его лицо потемнело.
— Может, ты думаешь, что я присвоил его себе?
— Откуда мне знать, как далеко ты заходишь? Ты на многое способен, начиная от тайного сотрудничества с подонком вроде Туше, чтобы обмануть и предать тех, кто спас тебе жизнь, и кончая тем, что продаешься богатой женщине, скажем так, неопределенного возраста, но с безграничным влиянием.
— Ты забываешь, — сказал он мягко, — как я продавался молодой женщине.
— Ты имеешь в виду то, что сделал для меня? Нет, я не забыла. Как я могу забыть то, о чем буду жалеть до последнего вздоха?
— Сейчас, может, и так, но тогда ты не жалела.
Ее глаза сверкнули при этом неучтивом напоминании.
— Ты льстишь себе. Я сделала то, что было необходимо мне для собственных целей. А сожалею лишь о том, что не выбрала более достойного человека.
— Более достойный человек, — сказал он с печальной улыбкой, — мог бы ожидать и большего взамен.
— Взамен? Я ничего тебе не должна. Помнится, ты говорил, что это ты в долгу.