— Осторожно, — сказал Жан предостерегающе, но со скрытым удовольствием.
Сирен взяла себя в руки. Что это с ней? Лемонье вовсе не умрет, если она не даст ему бульон сию же секунду. Замечательно, что он ожил, но вряд ли стоило из-за этого терять хладнокровие.
— Он очнулся, — сказала она как можно более будничным голосом.
Жан широко раскрыл глаза.
— Кто?
— Прекрасно знаете, кто! Лемонье. — Она бросила на него испепеляющий взгляд.
— Никогда бы не догадался.
Она прошла мимо, не говоря больше ни слова и не посмотрев на остальных, хотя чувствовала-на себе их взгляды, когда уходила за занавеску.
Рене лежал, повернув голову к входу. Он наблюдал, как она ставит миску и берет подушку, чтобы подложить ему под голову и плечи. Когда она зачерпнула ложку дымящейся жидкости и поднесла к нему, он посмотрел на ложку, потом на нее и открыл рот.
Его не кормили с ложки с тех пор, как пятилетним ребенком он болел корью. Ощущение было странным, но не противным. Он понимал, что должен бы протестовать, но не находил сил. Что-то волновало его в этой женщине, так непринужденно поившей его бульоном. Она не носила чепца, головного убора, который обычно прикрывал женские волосы днем, — это признак распущенности. И хотя сейчас на ней поверх рубашки был надет полосатый корсаж, ему казалось, что он помнит ее без него, и помнит, как сквозь ткань просвечивал нежно-розовый сосок. Она находилась с ним наедине, в этой комнатке, где он лежал под одеялом голый, как новорожденный младенец, и ничем не выдавала своего волнения. В таком случае, она, должно быть, была чем-то вроде шлюхи.
И в то же время на нежном овале ее лица не было ни намека на краску, ее кожа дышала здоровьем, говорившем о здоровом питании и долгом, спокойном сне по ночам. Во взгляде, когда она смотрела на него, не было ни тени кокетства, а проворными деловитыми движениями она напоминала сестру милосердия.
Однако она была совершенно не похожа на монахиню. Наоборот, было что-то от ангела Боттичелли в чертах ее лица и золотистых прядях, выпавших из прически ей на щеки. Или если не ангела, то от его картины «Весна», женской сущности весны. Пораженный, Рене оборвал свои мысли. Обычно он не склонен к таким сентиментальным фантазиям. Должно быть, он потерял больше крови, чем предполагал. Тем не менее, он достаточно пришел в себя, чтобы понять, что сидевшая возле него женщина была необычной.
В женщинах Луизианы иногда нелегко было разобраться. Большинство придерживались принятых правил поведения, но время от времени появлялись и такие, что осмеливались претендовать на независимость. Это происходило из-за того, что женщин было мало, и, поскольку их не хватало, те, что были доступны, ценились высоко. Так как мужчины ради удовлетворения своих желаний готовы были бы простить что угодно, приличия упали до предела. Лучше было соблюдать осторожность.