Извлёк из-за пазухи кувшин формы удивительной – узкое горло, острое дно, на боку узоры нарисованы.
Ёршик в молоке забулькал.
– Дар подземного бога Харона. – Тень кувшин подал. – Тебе хватит и глотка.
Ох, и вкусный тот глоток!
…качается стена… Небо в окне меняет тона, облако отрастило вдруг штаны, улыбается нахально и едко…
У лица мельтешит жёлтое пятно. Отмахиваюсь – не мешай! Хорошо мне – малые пташки поют. А пятно не исчезло, наоборот, по носу щёлкнуло.
– Был Баян, стал болван.
– Баян! Эй! Эвон тебя как с единого глотка развезло!
– Вино колдунов не для слабаков.
Дальше помню плохо.
Сквозь мутное болото пробивается гостей беседа.
– А что, если…
– Нет!
– Моя идея – панацея!
– Не буду обмазываться птичьим дерьмом!
– Во-первых, это гуано, а во-вторых…
– Предложи ещё раз – отведаешь полной ложкой, с добавкой!
Ик! Ик! Ик! Это моё нутро предательское. Сунули под нос миску с молоком. Выпил, подавился жёлтой шерстью. Икота перешла на Федота, с Федота на Якова, с Якова…
– Что с ним?
– Ворожит помаленьку.
Лежу. Отчего пол качается? Сквозь дремоту слышу:
– Клади фрукты! Где должен быть командир? Впереди, на лихом коне!
– Увы, нет коня, а у тебя – ума.
– Не умею я обращаться в змею! Соблазнять дев не буду! Нам яблоко украсть надобно, а не познать сущее.
– В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и клюют без промаха в лоб.
Эх, красиво! Под гусли бы такое спеть.
– Ты всерьез предлагаешь подкинуть девам плод с надписью «Прекраснейшей»? И пока они дерутся, стащить яблоко? Думаю, птицы грамоту не разумеют!
– Подстрелить стрелой калёной с нитью привязанной? За нить подтянуть? Это, конечно, дело. Только Кощей не обрадуется дырявому яблоку. Если оно на серебряном блюде кривду покажет?
Тут я проснулся. Захотелось пить. Нетвердо поднимаюсь на ноги, вижу кувшин. О, ещё бы глоток дивного вина!
И валюсь назад от резкого крика. Кувшин выпал, стукнулся о пол и разлил винную дорожку.
В окне Гамаюн-птица распахнула уста сахарные – завопить в другорядь. Но принюхалась. Вытянула шею. Раздула тонкие ноздри, учуяла аромат пролитого вина. Звякнули золотые украшения в густых волосах, бряцнули усереги на висках.
Взмахнула крылами и молвила дивным голосом:
– Дай!
Девам-птицам перечить нельзя. Склоняюсь:
– Приветствую, светлая! Ик!
– Дай! Дай!
Падаю ниц. Стены со мной качнулись.
– Да, светлая! Окроплю в яслях белоярово пшено!
– Дай! Дай! Дай!
– Уже бегу!
Гамаюн-птица оттолкнулась от стены, отлетела от окна. С криком: «Дай! Дай!» захлопала крыльями. За ней потянулась стайка Жар-птиц: эти завсегда там, где жарко.