— О твоей второй жене, — сказал Айдаров, и я резко выпрямился.
Наиля прислала отца “вразумить меня”? Плохая идея с твоей стороны, женушка. Очень плохая…
Прикрываю глаза, пряча эмоции, а когда вскидываю взгляд, позволяю тестю выразить свою точку зрения. Слушаю именно то, что ожидал услышать. Про уважение к первой жене, про наше общее кровавое прошлое, про мнение окружающих, честь семьи и прочие очевидные вещи.
Скрепя сердце выдерживаю его многословную речь, но, стоит ему коснуться имени Ясмины и начать ее очернять, как я резко поднимаюсь со стула и выпрямляюсь во весь рост.
Надо дать ему и всем понять, что они просто тратят время, пытаясь избавиться от Ясмины. Она будет моей женой, и точка! Родит мне ребенка. Сына! А вот Наиля. Ей не место со мной, и этот вопрос нужно будет решить как можно скорее, пока всё не вышло из-под контроля.
— Следи, кому и что ты говоришь, Ахмет! — рявкнул так, что уверен, были бы окна чуть менее прочными, стекла треснули бы осколками наружу.
Злость плескалась в груди, выплескивалась ядом изо рта. Хотелось схватить тестя за грудки и избить до потери сознания.
— Был не прав, Тагир, не кипятись, — поднимает руки, тушуясь, и отступает мысленно назад.
— Тогда закроем эту тему. Чего на самом деле ты хотел? — Знаю всех членов семьи, даже пришлых, как облупленных, так что есть основная причина, по которой он явился сюда и завел этот разговор, понимая, что наткнется лишь на мой гнев.
— Ты не так понял меня, Тагир, — поджав губы, говорит Айдаров, а затем продолжает, слегка качая головой: — Но ты взял в жены Ясмину без согласия Наили, и как отец я не могу не вступиться за свою кровь.
— У тебя неверная информация, моя первая жена выразила одобрение моим действиям, — не лукавлю, ведь так и есть.
Впрочем, она настолько хочет мне угодить, что готова пойти на всё, лишь бы добиться своего.
— Она всегда слишком любила и боготворила тебя, но свою дочь я знаю лучше тебя, уж поверь, — немного недовольно произносит мужчина, ерзая на стуле, испытывая неудобства. — И как отец твоей жены, которая не родит первенца, я глубоко оскорблен таким пренебрежением нашей уважаемой фамилией.
Молчу, дергаю уголком губ, понимая, что всё это лишь предисловие к основной части его отрепетированной речи. Всё, как всегда, прозаично и предсказуемо. И сводится к деньгам и только к ним. Но Ахмет так долго подходит к самой сути, что в голову начинают закрадываться серьезные сомнения, обычный ли будет запрос.
— К чему ты ведешь? Давай ближе к делу, — сажусь и устало откидываюсь на спинку кресла и скучающим тоном подгоняю его к самому главному.