–Нет! Вы что, дяденька майор! Нас хорошо кормят и воспитатели у нас добрые.
– Зачем же ты воровал? – удивляюсь я. – Нестыковочка!
– Драйв!
– Чего?
– Игра у нас такая есть, Драйв называется. Когда проигрываешь, должен совершить какое-нибудь нарушение, чтобы показать, что ты не трус и не щегол.
– А-а! – тяну понимающе. – А ваши воспитатели в курсе?
– Нет! Вы же им не скажете? – малец нервно задергался на кровати. – Меня пацаны стукачом будут звать!
– Конечно, нет! – брякнул я, сжимая кулаки.
Самому не терпится собственноручно наказать всех воспитателей Ивана!
Но об этом я подумаю завтра, у меня своих проблем, полный дом и отдел.
На улице уже светает, и сейчас я могу нормально рассмотреть мальчишку.
Огромные серые глаза, наполненные болью. Прямой нос, тонкие сжатые губы, высокие скулы, крутой подбородок.
Отросшие темно-русые волосы, явно непослушные, очень жесткие и тяжелые как у меня.
Тонкая мальчишеская фигурка, спрятанная под одеялом, напоминает о том, что передо мной всего лишь беззащитный ребенок, а не допрашиваемый.
Но моя профессиональная деформация не дает мне заткнуться, оставить его в покое.
Я мог бы просто погладить Ваньку по голове, сказать пару добрых слов.
Вместо этого лезу к нему под кожу:
– Ваня, как зовут твою настоящую маму?
Ребенок от неожиданности замирает. Затем шепчет:
– Не знаю, я ее никогда не видел!
– Почему ты не в семье?
– Меня два раза брали… – Ваня замолкает, в комнате виснет гнетущая тишина.
Она висит непозволительно долго.
Затем ребенок выдавливает еле слышно: – а затем возвращали. Наверное, потому что я плохой.
Бракованный. Да?
Твою мать, он, что задал этот вопрос мне? Я должен что-то ответить?
– Ванечка, дети не бывают плохими, – резко выдыхаю я, – это некоторые взрослые – говно!
Тишина.
А затем мы как по команде, данной свыше, расхохотались.
– Какашки! – смеется Ванька, преодолевая душевную и физическую боль.
Едва мальчик затихает, как я решаюсь задать главный вопрос:
– Те дяди, которые похитили тебя, заставляли оставлять закладки?
– Не знаю, что это такое?
– Ты оставлял где-то маленькие пакетики?
– Да. А они меня за это кормили. Это плохо да?
– Очень плохо. Но не для тебя. Ты должен просто забыть. Договорились?
– Да! – бойко отвечает мальчишка и протягивает мне здоровую руку для рукопожатия.
Рука теплая, маленькая.
Жму, а внутри меня всё переворачивается. Ведь если бы Софа тогда не сбежала, родила пацана.
Ему бы сейчас тоже было одиннадцать.
Наши взгляды перекрещиваются на мгновение. Мысль шальной пулей вонзается в мозг, вдруг бывшая не наврала?
Тогда передо мной бы мог сидеть мой сын.