Наслушаюсь сейчас вдоволь, стряхну с себя змею и возьму Веру за руку, скажу – я нормальный, Вера. Дойду с ней до дома, с порога крикну маме: «Я нормальный!», и Лада услышит, выйдет к нам из комнаты, засмеется, Марсель одобрительно кивнет. Станем обниматься, а Вера будет стоять в уголке и счастливо смотреть на нас.
«Мамаша», слышал ее насмешливое, пренебрежительное, и снова сжимал кулаки, стискивал зубы. Алена Игоревна ни добрая волшебница, ни волшебной палочкой она меня расколдовала, ни живой водой окатила, ни зельем опоила, она обрызгала ядом. Он вылетал из ее рта вместе с именем мужа. Но я увернулся. Ее яд – ненависть. Я не хочу никого ненавидеть.
Зубы стучали от холода, я сбрасывал с себя ее улыбку, неприятную, некрасивую, моя собственная примерзла к лицу, пытался греть себя радостью. До котельной ближе, и я отправился туда, греться.
В котельной было тепло, даже душно, пахло дядей Пашей и чем-то кислым.
– Кто ж в такую погоду гуляет?! – сказал дядя Паша, не отрываясь от сканвордов.
– Чай хочу.
– Еще бы.
Снял с себя мокрую одежду и остался в одних трусах. Достал большую спортивную сумку из-под кровати, в ней лежала моя сменная одежда. Штаны, футболка, теплая кофта, носки, а вот ботинки у меня одни, мокрые насквозь. В сухой чистой одежде, но еще трясущийся от холода, я держал их на вытянутой руке, а с них капало на бетонный пол.
– Мои надень, – кивнул дядя Паша на старые тапочки со стоптанными задниками, – а свои на трубу ставь.
Так и сделал, потом включил чайник. Стоял над ним, потирая замерзшие руки. Никак не мог согреться, обхватил ладонями чайник, он становился все горячей и горячей. Закрыл глаза от удовольствия. Когда стало невмоготу, отдернул.
Чай пил сидя на кровати, стул у нас только один, сейчас он был под дядей Пашей. В дверь постучали. Я поставил стакан на пол и, шаркая по полу неудобными тапочками, пошел открывать. Наверное, один из жильцов дома, попросит подтопить сильнее. Дядя Паша будет отказывать, ссылаться на нормативы, установленную температуру. Хорошо, что не я тут главный. Я бы так не смог.
Открыл. С улицы на меня холодный ветер и Вера. Сделал шаг назад, чтобы впустить ее внутрь. Она сама захлопнула за собой тяжелую дверь. Я стоял неподвижный, удивленный, мучимый стыдом за нечистый дух, неопрятность нашего жилища.
– Здравствуйте, – поздоровалась она со мной, и сразу дяде Паше: – Мама вам «спасибо» передала. – И вручает мне теплый, пухлый пакет.
Беру, бережно прижимаю к себе.
– Спасибо, доченька – говорит дядя Паша, расплываясь в улыбке.
Сколько сегодня открытий, я ведь и его улыбку вижу впервые. Сколько морщин у глаз, и несколько зубов не хватает…