– Эй, Фрэнк!
– Что? – взволнованно отозвался я.
– Сегодня Вальпургиева ночь! – выпятив пальцы в подобие когтистых лап, Сэм смешно оскалился, по всей видимости изображая из себя волка. Увидев мою реакцию, он радушно рассмеялся и, уже не знаю в который раз, неоднозначно взмахнул рукой.
Его фраза заставила меня задуматься. На какой-то миг я даже отвел глаза, чтобы понять, что я не ослышался; но, когда обернулся, чтобы спросить, что все это значит, на прежнем месте его не оказалось. С иронией поразмыслив над сложившейся ситуацией, я усмехнулся и подумал, что этот парень – тот еще чудак.
Но как бы то ни было, тогда я еще не знал, что таинственный силуэт Сэма Гейта навсегда исчез из моей жизни, скрывшись в зарослях густого леса.
Больше я этого человека никогда не видел.
***
Руководствуясь своей интуицией, я подошел к одному из водителей и спросил, не окажет ли он чести доставить меня по прописанному на визитке адресу. К удивлению, я услышал хорошую английскую речь:
– Американец? – с нескрываемым удивлением осведомился водитель.
В его речи проступал грубый местный акцент. Как я уже понял, «забористый» говор был клеймом англоговорящих румынов. Этот мужчина, конечно, говорил гораздо лучше, чем тучная официантка из бара, но как ни крути, их все равно объединял этот нелепый штамп. Шокированный тем, что на моем пути стало попадаться такое количество англоговорящих людей, я не побоялся допустить мысль, что справедливость в этой жизни все-таки есть. Вторая половина сегодняшнего дня явно компенсировала все неудобства, доставленные мне ранее.
– Да, сэр, – ответил я, – Нью-Йорк.
– Ого! – присвистнул водитель. – Редко вас, американцев, в наши края заносит.
Водитель был чуть старше среднего возраста, о чем говорила его рьяно проступающая седина, основная часть которой была упрятана под кепку. Сам по себе он был мужчиной невысоким и полноватым, с крупным носом и добродушными карими глазами. Мы завели с ним диалог, и всякий раз, выказывая свои восторженные эмоции, его густые, кустистые брови вздымались кверху, а большие глаза удивленно выпячивались.
– Я по работе еду, – уточнил я один из его вопросов.
– Это по какой же такой работе, сынок? Да еще в такие далекие края!
Казалось, что абсолютно каждый мой ответ производил на мужчину неописуемое впечатление, даже несмотря на то, что Гензель (как он представил себя минутой раньше) задавал мне предельно простые вопросы, получая на них аналогичные, незамысловатые ответы. Его восторженные эмоции подтверждались подвижной мимикой лица, которая без слов выдавала его с потрохами. Когда я объяснил Гензелю всю сложившуюся ситуацию, он лишь дружелюбно похлопал меня по плечу и сказал: