Встав с мягкого кресла, он не удержался на пьяных ногах и завалился прямо на сидевшего рядом парня, грязного и прыщавого; тот отшатнулся и вспомнил всю нецензурную брань, какая ему была только известна; однако «нового друга» в беде не бросил, а, воспользовавшись помощью второго товарища, помог Андрею вначале подняться, а затем устоять на ногах, поддерживая его под руки и сохранив ему равновесие; обретя с их помощью дополнительную уверенность, обезумевший сын двинулся в сторону матери, замахнувшись рукой для удара. Видя своего любимого «мальчика» в таком неестественном для него состоянии и предполагая скорую неосознанную расправу, тем не менее страшную и жестокую, несчастная женщина выбежала из комнаты и, сопровождая свои действия громким криком, поспешила укрыться в занимаемых ей помещениях; успев запереть свою дверь изнутри, она часто дышала, пытаясь восстановить сбившееся от неожиданности и страха дыхание. Молодой же офицер, погруженный в алкогольное безумие, несколько раз постучал, а затем заплетавшимся языком грозно промолвил:
– Смотри у меня, сиди тихо!
Затем вернулся к своим новым знакомым, с которыми и дальше стал предаваться безудержному веселью. Тем временем женщина некоторое время терзалась в мучительных сомнениях, не желая, конечно же, вреда своему неразумному сыну; но все же в конце концов чувство собственного достоинства и страх за личную безопасность взяли над ее милосердием верх, в результате чего она позвонила старому полицейскому другу ее скончавшегося супруга. Тот отнесся к ее тревожной просьбе с большим пониманием и пообещал, что на служебном положении сына это происшествие никаким образом отражаться не будет.
Новые приятели в тот же самый момент погружались в пьяную эйфорию все больше и больше; а обнаглевшие бомжи уже снимали со своих ног грязную обувь, пышущую омерзительным запахом, наполняли воздух квартиры еще более «пронзительным ароматом» и гуляли по полковничьему жилищу, словно бы у себя дома, изучая все его доступные помещения; им даже хватило наглости зайти в детскую комнату, которая теперь пустовала; они и там оставили свой всепроникающий смрад, мгновенно въедавшийся и в детские игрушки, и в постельное белье, и в носимые вещи. Но! В этот момент хозяин жилых помещений, словно бы что-то вспомнив, резко поднялся со своего удобного места, насиженного и «пьяного», и проследовал посмотреть, чем же это занимаются его новые знакомые, ставшие ему на какое-то время самыми близкими, если не сказать, дорогими; увидев их в «детской», он пришел в немыслимое негодование, страшное и словами просто неописуемое, и, схватив за грудки того, что был «повонючее», бешено заорал: