Когда преобразившаяся дочь выходила из своей уютной каморки, отгороженной от основных помещений едва ощутимой стенкой, ее отец уже «принял на грудь» не меньше четверки и чувствовал себя превосходно, наслаждаясь, как он считал, вполне удавшейся жизнью.
– Куда расфуфырилась, «шлюха»? – не сумел он сдержать зловредного замечания; но все-таки и невольно поразился бесподобной красотой своей повзрослевшей дочери. – Опять пошла позорить родителя?
– Позорить?! – с негодованием воскликнула девушка, никак не желавшая привыкнуть к такому хамскому обращению. – Интересно спросить, а где Вы, папенька, были, когда мне в пятнадцать лет пришлось идти на панель – водочку кушали? Так вот и кушайте, а не то договоритесь и больше ее никогда не увидите; обижусь, «…вашу мать», уйду – а вот тогда поглядите… самому придется идти зарабатывать.
Так сложилось, что девушка обращалась к отцу на «Вы», но не потому, что его чересчур уважала либо любила, а напротив, хотела похожим обращением показать – до какой степени ей тот безразличен. Мужчину поначалу подобное отношение несколько раздражало, но потом, совершенно утратив чувство хоть какого-нибудь достоинства, он стал воспринимать выказываемый ему негатив вполне даже естественно.
Азмира, еще раз «подарив» родителю взгляд, полный презрения, недовольно фыркнула и словно легкий ветерок выпорхнула на улицу. На дворе было еще светло, одета она была довольно прилично, поэтому такси вызывать не стала, а отправилась на площадь Пушкина на обычной маршрутке. Как и полагается девушке, она опоздала на пятнадцать минут.
Ее преданный кавалер уже находился на месте и в томном ожидании ерзал на стуле; он собирался в этот день сказать своей девушке нечто самое важное, однако никак не мог собраться с мыслями, с чего же все-таки стоит начать, как он считал, судьбоносное для него признание. Что же такого необычного могло так сильно тяготить душу столь юного еще человека? Подходил к концу второй семестр первого курса его обучения, а готовясь к экзаменам, он имел свободное время и возможность покидать учебное заведение; эту небольшую отсрочку парень решил использовать, для того чтобы съездить в родное Иваново, а оказавшись дома, он собирался сделать Тагиевой предложение – какое? – конечно же, выйти за него замуж и стать его дражайшей супругой; с этой целью (разумеется, тайком от родителей) молодой курсант долго экономил выдаваемые ему капиталы, вследствие чего смог приобрести для любимой им девушки очень дорогое кольцо, украшенное большим и красивым бриллиантом – и вот именно его он и собирался преподнести сегодня милой Азмире, причем вместе со своей мужественной рукой и, естественно, пламенным сердцем; стало быть, оно и неудивительно, что столь серьезное обстоятельство явилось причиной его крайнего возбуждения. В итоге, когда прекраснейшая изо всех молодых девушек легкой походкой вошла в помещение ресторана, «плывя» по паркету так грациозно, словно бы это сказочный лебедь передвигался по играющей глади спокойного озера, ей сразу же бросилось в глаза то необычное состояние, что захватило ее любимого человека; нежно поцеловав его в щеку (а дальше у них дело пока и не заходило), она уселась на удобном стуле, оказавшись прямо напротив своего кавалера, выглядевшего сейчас очень и очень неловко. Глядя на то, как лицо юноши меняется в красках, становясь то бледным, то красным, а то бело-красным одновременно, она, изобразив бесконечную заинтересованность, уставилась юноше прямо в глаза, как бы обозначая своим пронзительным взглядом, что поскорее желает узнать, что же конкретно явилось поводом такого его необычного поведения; однако, буквально «поедая» кавалера томящимся взором, Тагиева (может, о том и догадывалась?) только еще больше его смущала, заставив в конечном итоге отвести от нее взволнованный взгляд и виновато потупить изумленно восхищенные очи.