– Так чего мы тогда сидим? – поинтересовался Слон простодушно, однако, делая при этом лицо поистине зверским и немедленно поднимаясь на выход. – Пошли побыстрей разберемся.
– Ага? – усмехнулся Константин, оскаливаясь зловещим видом. – И ты, наверное, знаешь, куда нам надо идти – да?
– Естественно, к ним на квартиру – там и разберемся, где ее стоит искать.
– Ты, Слон, просто меня поражаешь, – удивленно оглядел напарника Беркутов, – какие простые, но вполне подходящие мысли ты иногда «выдаешь», – и закончил речь тут же пришедшей на ум поговоркой, – глупый свиснет, а умный осмыслит.
– Чего-чего? – не понял Михайлов, что именно имел в виду его «славный товарищ».
– Ничего, – отвечал Константин с невольной ухмылкой, приподняв чуть кверху левый край губ, – тебя это не касается – собирайся лучше искать нашу самую ценную проститутку.
Они стремглав выскочили с квартиры, снимаемой ими по случаю, и бросились в «приемные апартаменты», где заступила на смену небезызвестная Анжелика.
Тем временем Азмира очнулась и, едва выйдя из неприятного обморока, вдруг обнаружила, что ее тело абсолютно раздето (даже трусов на ней не оставили), а сама она висит вниз головой, привязанная к потолку на какой-то законсервированной, полуразрушенной стройплощадке. В тот же самый момент прямо напротив нее, расположившись на мягких автомобильных сидениях, вырванных с какой-то старой машины, перед каким-то подобием небольшого стола величаво восседал Баклан, а рядом с ним, но только по бокам, сидели его отмороженные подельники. Как оказалось, в итоге их было не двое, а трое; выглядели они все невероятно худыми, и имели различия как в возрасте, так и в росте; самому старшему было чуть более тридцати, как и самому предводителю, остальные были немногим старше лет двадцати, может, двадцати пяти, но явно не больше; все они были одеты в тренировочные костюмы черного цвета, единственное, в отличии от их главаря, их одеяния не исключали разнообразной расцветки.
Они не обращали на очнувшуюся жертву никакого внимания, увлеченно занимаясь употреблением спиртосодержащих напитков, горячивших их хулиганскую душу, а заодно и смачно покуривали наркотик «марихуану».
– Что будем делать со «шлюхой»? – спросил главаря тот, что сидел к ней спиной и выглядевший несколько старше. – «Кабыть», «трахнуть» ее – и в расход?
– Обязательно «трахнешь», Годзилла, только чуть позже, – злобно промолвил Баклан, гневно «сверкая» выпученными до невероятных размеров глазами, – сначала стрясем с нее все ее денежки, а потом можешь делать с ней все, что, «на…», не захочешь, ведь – если ты помнишь? – мы нашли в ее сумке только пятнадцать тысяч рублей; а это, возьмусь предположить, лишь ее однодневная выручка; теперь же, «безмозглые идиоты», только себе представьте: сколько она «зашибает» за месяц? В общем, надо у этой шалавы забрать всю ее прибыль, потом заставить работать на нас; а не то, спрошу я вас, как вы себе разумеете: где мы уже завтра будем брать денег на выпивку и наркотики? Одним разбоем долго не проживешь; вспомните: сколько раз каждый, из здесь сидящих, бывал уже за решеткой? Еще раз охота? Можешь не отвечать: вижу, что нет. В таком случае теперь надо быть немного умнее: собрать всех местных «шаболд» под нашу опеку, и припеваючи за их счет жить-поживать, ни в чем себе не отказывая и ни в чем уже не нуждаясь – весело и сердито… ну как, верна моя мысль?