– Да, – хором согласились пособники, бесспорно соглашавшиеся с любым предложением безжалостного бандита; в тот же момент они почему-то решили, что пришла пора открывать очередную бутылку, содержащую водку.
– Извините, ребята, – решилась подать голос Азмира, понимая, что долго в таком положении, да еще и с сотрясением мозга, она провисеть просто не сможет, – но я уже «хожу» под Костей-киллером и, если он вдруг узнает, как вы сейчас со мной обошлись, то останется очень и очень вашим поступком расстроен, априори недоволен, а в гневе, говоря его же словами, он становится попросту страшен.
– Лично мне все это «по ровному барабану»! – в бешенстве заорал предводитель этой небольшой группы преступников, сидевший к девушке вполоборота. – Я сам себе киллер и могу «замочить» кого только угодно, даже твоего знаменитого Костю! – тут он встал, приблизился к жертве вплотную и, присев на корточки, чтобы их лица оказались напротив, брызгая на нее из вонючего рта омерзительными слюнями, продолжил гневно орать: – Пусть приходит сюда – я ему вмиг брюхо вспорю и его же кишки на башку намотаю! Я «беспредельщик» Баклан – и мне никто не указ!
Тут он откуда-то из-за спины извлек длинный острозаточенный нож и стал им вертеть перед самым лицом у Тагиевой, словно выбирая какую его часть начать разрезать. В то же самое мгновение он услышал позади себя грубый окрик:
– Вот я и здесь – можешь уже говорить, «гнида», чего захотел!
На этот уверенный возглас, прозвучавший настолько неожиданно, насколько остальные члены этой маленькой группировки повскакали со своих мягких сидений и, пошатываясь на пьяных ногах, похватали, кто что успел: двое, в том числе и Годзилла, бейсбольные биты, а третий достал из кармана остроконечную «выкидуху».
– Ага!!! – заголосил в гневе Баклан, делая лицо пунцовым просто невероятно. – Давай нападай – посмотрим, что ты за Киллер?! Я сейчас твои гениталии вырежу и заставлю их проглотить в моем же присутствии!
– Не поймав сокола, а уже хвастаешь! – крикнул Беркутов, давая отмашку своему компаньону, что пришла пора действовать, сам же бросился прямо на омерзительного главаря, представлявшего это небольшое сообщество.
Но следующее действие Константина для лысого отморозка, по-видимому, явилось полностью неожиданным, когда он, сделав резкую отмашку рукой, разложил складную металлическую дубинку, сделанную по принципу телескопической удочки; не давая своему противнику опомниться и произвести хоть какую-то рокировку, сутенер подлетел к нему резко, словно бы вихрь, одновременно ударяя своим нехитрым орудием по ладони, сжимающей нож. Любой нормальный человек от такого болезненного воздействия, конечно же, разжал бы захват и уронил остроконечное лезвие; но только не этот беспредельный мужчина: он будто бы и не чувствовал боли, и смог не только удержать свой остроконечный клинок, но и перешел в активное нападение, тычковым движением попав Косте в плечо чуть выше сердца. Беркутов в свою очередь не оставил этот выпад беспощадного неприятеля без своего внимания и успел увести поражаемое место несколько в сторону, и резко назад, получив ранение лишь по касательной; оно не явилось опасным, во всяком случае хотя и образовало довольно широкую длинную рану, но практически не кровоточило. В секунду оценив ситуацию, защитник ни в чем неповинной жрицы-любви, сделав из указательного и среднего пальца левой ладони комбинацию буквы «V», в тот момент, когда Баклан собирался сделать очередной удар своим острым ножом, резким движением воткнул эту фигуру прямо в его беззастенчивые глаза; наконец-то удалось достигнуть желаемого эффекта: «отмороженный» неприятель отпрыгнул назад, не довершив своего опасного нападения, а напротив, оказался временно деморализован и замотал своей головой словно телок, отгоняющий надоедливых мух; ну, а в следующую секунду ударом ноги, произведенным системою ножницы (в прыжке левая согнута в колене, правая стремится вперед), Константин сбил противника с ног; а в дальнейшем, набросившись на него, стал прижимать руку, сжимавшую острый клинок к бетонному полу, одновременно нанося многочисленные удары своей своеобразной дубинкой по лысой голове и лицу безжалостного врага, постепенно и целенаправленно превращая их в одно, сплошное, кровавое месиво.