И вполне может статься, что именно тогда он с ней и попрощался – не как отец, но как любовник. Потому что они ведь больше не могли видеться снова, наедине, здесь, в сторожке, – разве не так? И вполне может статься, что Хелен, когда она возвращалась обратно в свой домик при шлюзе, плакала. Потому что ребенок у нее во чреве – так ей в ту пору казалось – был от Хенри.
В ночь на двадцать шестое сентября из-под Эрнестова пера вышел документ, адресованный некой проекции сына, с выражением отцовской любви и поздравлений, с отцовской исповедью – отцовским покаянием – и с наказом во что бы то ни стало спасти мир, каковой, видит Бог, нуждается в спасении. Не исключено, что Эрнест, в то самое время, когда он все это писал, отдавал себе отчет в том, что он не в себе – потому что у каждого сумасшедшего сидит внутри маленький такой, но абсолютно нормальный человечек и твердит: «Ты сошел с ума, ты сошел с ума». Однако может так статься, что это уже не играло никакой роли, поскольку к тому времени он успел окончательно удостовериться в том, что мир, который мы привыкли считать реальным и построенным на неких разумных основаниях, в действительности местечко абсурдное и абсолютно фантастическое.
Закончив это письмо к своему сыну-спасителю, он вложил его в конверт, но конверта запечатывать не стал (чтобы Хелен тоже смогла прочесть) и положил вместе с четырьмя синими тетрадями в матерчатом переплете, заключавшими в себе его дневники, в черный сундук. Потом он спустился в погреб сторожки и в несколько приемов вынес наверх двенадцать бутылок пива, которое в те времена, когда его варили и продавали в потребительских целях в 1911 году, было известно под названием эль «Коронация». Каковые, тщательно проложив их мешковиной, он также уложил в сундук. Может быть, раньше, а может быть, только сейчас он добавил к письму следующие слова:
«Р.S. Бутылки: употреблять в случаях крайней необходимости» .
Потом он вывел на конверте: «Первенцу миссис Хенри Крик», завернул конверт и дневники опять же в мешковину, закрыл сундук, запер его и на следующее утро отправил его на дом к дочери вместе с запечатанным конвертом, в коем лежал ключ.
Сколько всего бутылок было в погребе сторожки, никто не знает. Ясно, однако, что их было не двенадцать, а много, много больше. Потому что, увидев, как уезжает на такси сундук, мой дед почувствовал внутри великий вакуум и принялся заполнять его пивом. Он принялся лить в вакуум пиво в количествах до сей поры немыслимых, то самое, необыкновенное, способное претворять реальность пиво, которое пить должны только те, кто знает, как его следует пить – а как его правильно пить знает, по большому счету, один лишь Спаситель Мира.