На землечерпалке ни единого признака жизни. С того времени, как Дик умчался по дороге на Гилдси, забросив за спину мешок, прошло больше часа. Три большие морские чайки уселись на неподвижном подъемнике. Не тратя времени даром, отец набирает полную грудь воздуха, прикладывает ладони ко рту и издает тот же крик, что звучал из окна моей спальни. «Ди-и-и-и-ик!» На сей раз добротный и вполне профессиональный крик человека, привыкшего окликать лихтеры на затянутом туманом Лиме, и ясное дело, что в тихий ленивый летний вечер не услышать его даже и на том берегу никак нельзя. Но Дик не выходит. Крик резонирует, как будто в большой пустой комнате.
Он кричит опять, немного выждав, как будто заранее, на крайний случай, расписал между криками десятисекундные интервалы. Чаячье трио, не отрываясь от подъемника, небрежно расправляет крылья; потом вдруг с клекотом срывается в полет. И тут мы его замечаем. То есть мы видим некую фигуру – и это Дик, ошибки быть не может, – которая воздвигается из корабельных недр и плетется, как разбуженный от зимней спячки, но не успевший продрать глаза зверь, к ближайшему поручню.
Лица мы не видим, как и выражения лица (у Дика – выражение лица?). Но гадать о том, почему его заносит на ходу и почему так странно шатается у него на плечах голова, когда он смотрит на нас через реку, не приходится. Он подносит ко рту предмет, который может быть только бутылкой, и делает – напоказ – смачный затяжной глоток.
«Ди-ик! Ди-ик – бога ради, мальчик мой, вернись!»
Но Дик следует иным, воистину отеческим указаниям. В случае крайней необходимости…
Он швыряет пустую бутылку через плечо и ныряет обратно в корабельное нутро, словно бы для того, чтобы вынуть из укромного местечка еще одну. Чайки падают вниз, закладывают вираж и возвращаются на свой нашест. Землечерпалка, плавучее дерьмо, задравши в нерабочую позицию подъемник, дарит нас кособокой, ржавые зубы наружу, ухмылкой.
Отец поворачивается ко мне. «Твоя очередь».
Он стоит, переводя дыхание, и глядит на мои собственные упражнения в глоткодерстве с видом сержанта-инструктора, который оценивает способности новобранца.
Мои вопли (ты слышал их, Дик?) тают в воздухе.
«Никакого толку. Давай обратно на переправу. Возьмем лодку и сами за ним съездим».
Мы подбираем велосипеды. Садимся и едем вдоль берега, на сей раз Уза слева.
На Стейтовой переправе переправа давно уже не действует. Новый трехопорный мост, выстроенный в середине тридцатых к северу от деревни, оставил от прежнего, столетиями проверенного способа перебраться на тот берег одни воспоминания. Остались несколько домишек, судоремонтная мастерская, пристань и, бок о бок со старым паромным причалом, бревенчато-кирпичная « Переправа-Инн».