– Нет Костярин, я не занимаюсь благотворительностью в целях повышения демографического положения страны.
– То есть пол страны детей похожих на тебя в городах которых мы побывали это случайность? И твоё выражение – «чужих детей не бывает» не имеет к этому отношения? А что тогда сонный такой? Если ты не перестанешь грызть боярышник, то однажды ты ослепнешь.
– Костярин, ну ты же выжил! не смотря на отсутствие печени и развившийся топографический кретинизм.
– Это потому что я пограничник! А твой нетренированный организм сдаётся уже перед местным разбодяженным компотом.
Я повернулся к коллеге
– Ты когда ни будь видел что бы черный так разговаривал с белым?
Я встал из-за стола под хохот офиса и направился на выход, остановившись перед дверью я повернулся лицом к начальнику и указав на Костю пальцем потребовал:
– Двенадцать плетей этому нигеру за неуважение к белым! – и вышел.
Я направился в сторону курилки лицезря в ней до боли знакомую картину, женщина в возрасте поправляла стеклянные литровые баночки, наполняла их водой и непонятно на кого громко ругалась. Я не знал как к ней обращаться, все звали её «пожарница».
– Что, опять все банки по переворачивали?
– Да! И ведь никто не поправит за собой!
– Вот же безответственные люди! Сгорим же однажды!
По курилке пробежал смешок.
Пожарница сама принесла туда банки, и постоянно следила за ними, что бы бычки тушили о воду и только потом выбрасывали в урну. К слову, всё в курилки, вместе с самой курилкой было металлическое. Пожарница на самом деле работала инженером техники безопасности и должна была так же как и её коллеги ходить по строительной площадке и следить за порядком. Но её собственная идея – «следить за порядком в курилки возле офиса» ей понравилась больше. Тут подошёл Костя с важным видом и очень умным лицом, держа руки на поясе, словно он ревизор.
– Да кому вы объясняете? Здесь из понимающих только скамейка! Но ей сейчас думать не удобно, ей приток кислорода к голове жопами перекрыли. Я предлагаю начать собрание прям здесь, и составить график дежурных по баночкам.
– Тогда я предлагаю лишить меня партийного билета, и больше не приглашать на собрания партии! – ответил я Косте.
Курилку покосило со смеху, а пожарница молча сидела с недовольным лицом.
Солнце палило как в последний раз, создавая мираж над крышей нашего железного офиса. Я опустил козырек своей строительной каски на глаза и пошел прогуляться по строительной площадке, делая вид что я делаю свою работу. На площадке хоть и шумно, зато не так жарко и душно. Я шел по заводской дороге из ровно уложенных бетонных плит и размышлял о проведенной ночи – зачем Рони это надо? Эксперимент? Нет, у неё это ни в первый раз. Извращённая фантазия? Точно нет, она умная и воспитанная для того что бы так извращаться. Тут причина по серьёзней должна быть. Что-то, из-за чего она перешагнула черту, и ушла от консервативного секса. Я начал сравнивать наш с ней секс с сексом с другими девушками и заметил разницу, ощущения в процессе у Рони были на много выше чем у остальных. Я понял – это связанно от части с бандажом. Верёвки беспрерывно действовали на нервные окончания, в связи с чем чувствительность её тела возросла, и каждый нерв сигнализировал. Это как будто трогать синяк. Тронь свое тело в любом месте, ощущение будет одно, дотронься до гематомы, и ощущения будет намного острее. Возбуждённые нервы! Точно! Но этого всё ровно мало, нервы можно возбудить не прибегая к таким жестким методам, и уж тем более не изображая рабыню. Должно быть что-то ещё, что-то важное. Я чувствую это когда смотрю в её глаза.