Представитель всесильной Корпорации торжественно нарёк нас создателями нового мира и настойчиво рекомендовал не возвращаться обратно на перенаселённую и обессиленную Землю. Назад дороги не было.
Естественно, никто из нас и не рассчитывал прожить по шестьсот лет. Дотянуть до этой светлой поры мы предполагали с помощью совершенных анабиозных камер производства «Заслона», в которых предстояло проводить бо́льшую часть времени, не старея и сохраняя потенциал для дальнейшего деторождения.
На общем совете колонии было решено, что каждый из двадцати членов экипажа станции будет дежурить в одиночестве в течение полугода, остальные девять с половиной лет проводя во сне. Мы посчитали, что после завершения всей шестивековой миссии каждый из нас постареет на тридцать лет. Мне будет пятьдесят два. Не так уж и много, учитывая, что все люди без исключения сейчас доживают до ста. Ещё будет полно времени, чтобы завести детей и вырастить свой собственный яблоневый сад, о котором я всегда несбыточно мечтал на умирающей Земле.
Были определены тридцать точек в северном полушарии планеты, в которых предстояло разместить терраформирующие станции. Не забыли и о том, что по мере охлаждения атмосферы вся выкипевшая вода начнёт конденсироваться и выпадать на поверхность, заново формируя реки и океаны. Специалисты тщательно изучили сейсмическую карту. Проанализировали расположение очагов радиации. Приняли во внимание, что для новых полей и садов нужны более-менее ровные участки. И при этом постарались, чтобы все станции располагались цепочкой, позволяющей в экстренных случаях перемещаться от одной станции к другой.
И тогда тридцать станций, ярко полыхая и гремя, опустились в густой суп враждебной атмосферы и благополучно приземлились в положенных местах. Глубокие мощные опоры вошли в скальные породы, намертво и навечно сковывая станции с планетой. Широкие кислотоупорные фильтры-листья раскинулись огромными двухмерными деревьями, ловя жаркий ветер и изымая из него всё лишнее. Белоснежные станции прикрылись защитными полями, которые должны были предохранить самое ценное – нас, от высоких температур, кислот и механических повреждений частицами, переносимыми бурями.
И тогда самые первые из нас приступили к дежурству, а остальные легли в свои капсулы, уверенные в том, что прекрасное будущее не за горами.
Я прекрасно помню своё самое первое дежурство. Меня определили на станцию восемнадцать, в графике дежурства я шёл седьмым. С момента начала миссии прошло всего лишь три года, что было ничтожно малым отрезком в сравнении с общей продолжительностью программы терраформирования. На трясущихся от страха ногах я подошёл к единственному окну на станции, расположенному в пункте управления. За толстым десятисантиметровым кварцевым стеклом бушевал неистовый буро-оранжевый ад. Тяжёлые мрачные рыжие облака жутко и неприятно клубились, ежесекундно меняя свою форму, плотной завесой закрывая небо и солнце, которое безуспешно силилось пробиться к поверхности. Впрочем, того рассеянного света, который всё же достигал земли, вполне хватало для поддержания парникового эффекта и высокой температуры.