Его запах окутал с ног до головы. Дурманил и пьянил. Странная реакция удивила меня.
Мазь в сумочке я так и не нашла, да и пиджак испачкается, если намажу, так что Аня провела меня до гардеробной, где я забрала пальто под недоверчивым взглядом гардеробщицы. Оно и не удивительно, учитывая, что я закутана была сейчас в мужской пиджак, почти полностью скрывающий юбку.
Степанова убежала на урок, а я вышла на крыльцо лицея и застыла. Машина Алексея уже фырчала на стоянке. Он коротко посигналил, и я поспешила. Почему-то уселась на переднее сиденье, совсем позабыв про установленные им же правила.
Шевцов ничего не сказал, даже не посмотрел на меня. Только крутнул руль, выехал со стоянки и направил автомобиль на дорогу. Молча.
– Ты сняла свои мокрые тряпки? – через некоторое время снизошёл до вопроса сводный брат, не глядя на меня.
– Да.
Вопрос почему-то вызвал смущение. Причины такого поведения я даже не стала пытаться объяснить себе. Поэтому просто прошептала:
– Спасибо.
– Не обольщайся, – почти прорычал, сжимая руль.
А я и не обольщалась. Понятно же, что отец ему поручил присматривать за мной под страхом лишения каких-нибудь благ. Относительно вольная жизнь важна для Шевцова. Издевательства его друзей – это одно, а вот почти приёмная дочь отца-олигарха в грязной мокрой блузе – уже позор.
– Или ты предпочла бы пойти дальше на уроки в мокром лифчике?
– Нет. Конечно, нет, – щёки вспыхнули, стоило только представить картину.
Внезапно Алексей остановил машину возле высокого здания, над первым этажом которого светилось бело-зелёными буквами «Аптека», и вышел, молча хлопнув дверью. Я осталась ждать, кутаюсь в пальто, из-под которого тянуло тонким ароматом от пиджака Лекса. Терпкий и свежий одновременно, нотки цитруса. Ему очень идёт этот запах.
Через пару минут Алексей вернулся и бросил мне на колени продолговатую коробочку.
– Намажь. Это от ожогов, – сказал, заводя мотор.
Как это возможно? Вот вроде бы человек оказывает помощь, но делает это с таким видом, будто отвратнее для него ничего нет. Я ведь не просила и не заставляла. А чувствовала себя будто виноватой.
– Спасибо, – всё, что смогла сказать, беря в руки коробочку.
И дальше мы снова ехали в молчании. Я думала о Лексе. О нём невозможно не думать. Интересно, какой он на самом деле? Прячется ли кто-то под маской, или он и правда весь из брони, прочных стальных пластин? Спаянный из железа – острых углов и смертоносного лезвия, к которому нельзя прикоснуться, не поранившись? У него ведь не только ко мне такое отношение. Люди вокруг боятся его. Я замечала. Видела Анины глаза, когда она рассказала, как Шевцов перевернул ей пачку сока на голову, видела короткий затравленный взгляд Эдика, когда спросила, что у него случилось. И ладно Чагин, но ведь Степанова не робкого десятка. Да взять даже его друзей. Они вроде бы и время вместе проводят, шутят, но стоит Лексу посмотреть неодобрительно, как улыбки сползают с их самодовольных лиц. Они прислушиваются к его мнению, не смеют перечить.