Это были самые долгожданные и самые невероятные объятия за все время. И оттого больнее было то, что ты сказал после.
– Арьяша, – Аллилуйя, я это услышала, – Прости, но как раньше уже не будет. Никогда.
Я тут же отошла от тебя на два шага, чувствуя, как мгновенно напряглись мои скулы.
– Почему? – спросила безысходно я.
– Потому что кое- что произошло, и все изменилось, – ты говорил это пораженно сломлено.
Все было максимально херово.
– Это то, из- за чего на тебя злятся завучи? – тут же решила поинтересоваться я.
– Это лишь небольшая ошибка…
– Небольшие ошибки не ведут за собой поиски адвоката, – тут же приметила я, чем заставила твои глаза наполниться ещё больше печалью и напряженностью.
– Все люди совершают ошибки, – заговорил ты, красиво, как и всегда умел. – Просто с последствиями от некоторых справиться сложно.
– Может тогда нужно справляться вместе?
Я просто предложила. Возможно, если бы правду рассказал ты, я бы не сбежала. Сейчас мне кажется, что, выдав ты мне все в тот момент, я бы приняла это, посидела бы с тобой на скамейке и крепко обнимала, пытаясь утешить.
Но мне так кажется. Я не знаю наверняка.
– Боюсь, что, узнав ты правду, откажешься от этого «вместе».
Мне не хочется убеждать тебя, что все бы было по- другому. Мила с тобою рассталась, директорат начал относиться с презрением, а что могла я? Говорить, что я была бы рядом?
Верить бы мне в это самой…
– Хорошо, – лишь сумела вымолвить я, понимая, что данный диалог доставляет тебе адскую боль. – Но мы вместе танцуем выпускной вальс!
– Думаю, такое нужно обговаривать, – выдавил ты, улыбнувшись и, впервые за всю прогулку, поправив свой хохолок.
– Нет, мы танцуем и точка, – сказала я словами, каковыми ты одарил меня первого сентября, и ты мгновенно все понял.
Мною был услышан твой очень тихий хохот.
– Спорим, что ты сама захочешь отказаться, – предположил ты.
– Ни за что.
Ой зря.
ОЙ ЗРЯ.
У меня кривые ноги и кривые руки. Когда нужно качаться из стороны в сторону, я напоминаю дерево во время урагана. В детстве меня явно не обучили, где право, а где лево. Странно, что бог даровал мне ступни, но абсолютно не объяснил, как ими нормально шагать. Поразительно, как можно прокручиваться под ладонью с таким лицом, словно я на американских горках и меня сейчас блеванет.
Это только малая часть того, что я наслышалась от тебя за время наших дражайших репетиций. Иногда, когда ты мне ничего не говорил, а попросту злобно глядел, мне хотелось кричать, но не от радости, а с дикой, почти истерической просьбой дать больше грязи в мою сторону. Та злоба, что снизошла от тебя первого сентября, даже рядом не стояла с тем количеством боли, которую я испытала, и тем количеством гордости, которую я попросту затупила ради класса и предстоящего праздника. Если же ты раздражал меня крайне сильно, то я в обязательном порядке устраивала какие-то маленькие пакости, которые не замечал никто, но которые явно поганили тебя и твое настроение. Тебе затоптанные ботинки, и случайно дернутый рукав пиджака, и чуть ли не вывернутые пальцы – чудесные случайности, которые хоть как-то радовали чертей в моей голове.