– Тебе нельзя ехать! – кричала медсестра, пытаясь убедить тебя вернуться на уроки.
Но ты смотрел на меня, как на призрак, словно сейчас видишь меня в последний раз. И мне нужно было сказать что-то, чтобы успокоить твой страх. Стараясь совладать со своей болью и с тяжелым дыханием, я выдавила из себя:
– Я просила меня так не называть.
Это было больше похоже на шипение. После каждого слова мне приходилось делать паузу, чтобы сильное ощущение боли в груди немного успокаивалось.
Но, моя фраза действительно спасла тебя. На твое лицо мигом вернулась улыбка, только она уже не была столь смазливая и наигранная. Искренняя и душевная, для меня она стала каким-то лучиком света в ту секунду, когда меня завозили в машину скорой помощи.
– Люблю тебя, – вымолвил ты, широко улыбаясь, пока врачи грузились в автомобиль.
Поднажав еще раз, я попыталась хотя бы на правой руке, которая, кажется, чувствовала больше, сделать фак. К счастью, у меня это получилось, и ты это заметил.
Я тебе не говорила, никогда, потому что не хотела пугать. Но, черт его подери, сразу, после того, как я узрела еще секунду твоей улыбки, и двери захлопнулись, я сразу же, в то же мгновенье, отключилась.
Перелом один, перелом два, травма три.
Честно говоря, я мало что запомнила, пока врач перечислял мои многочисленные раны. Все, что я знала точно, так это, что на ближайшую неделю я здесь, с гипсом на левой ноге, перевязкой на колени у правой, и еще одним гипсом на левой руке, который начинается от локтя и заканчивается лишь на кончиках пальцев. Чтобы мне было легче его держать, также была сделана повязка на шею.
Как оказалось, дышать мне было тяжело не от того, что я сломала себе спиной мозг или что-то подобное. Просто пока я летела словно волчок, кружась на полу, соударяясь с ним снова и снова, я задела один нерв, который и пережал дыхание. Но, к счастью, в тот же день все и восстановилось, и я сумела полностью нормализоваться.
Ну, не считая отнятой возможности ходить и самостоятельно передвигаться.
Видимо, именно по той причине, что ран было достаточно много, и это бы попросту мешало не только мне, но и другим людям, меня переселили в двойную палату, где я должна была находиться одна.
В первый же день я проснулась, потому что пред о мной сидела мама. За окном было ужасно темно, и так я поняла, что уже десятый час, и моя родительница пришла ко мне лишь после того, как завершила все дела дома. Меня переодели в пижаму, принесли какие-то банальные вещички. Мы с ней немного поболтали, пока она сидела грустная, понимая, что я пострадала достаточно сильно, и не скоро приду в норму. Мне же было ее жалко, потому что теперь, ей, мало того, что придется вечно самой забирать Киру, так еще и все домашние дела, которые были на мне, придется делать ей по ночам.