– Изрисовать парту? – усмехнулась я, направляясь за пару с тобой к выходу.
– Одиннадцать, – сказал ты, поправив свой хохолок, а потом, одарив меня заговорщицкой улыбкой, скрылся на уезжающем вниз эскалаторе.
В какой-то момент, незаметно со стороны вас обоих, я перестала слышать от тебя вопросы, а от нее рассказы, и просто начала замечать, что теперь в наших беседах на одного человека больше. Мила была рядом всегда и везде и вскоре честно призналась мне, что ты предложил ей погулять вместе, но она очень смущалась, и оттого ты выдвинул идею позвать и нас с Сергеем.
Именно поэтому в следующие выходные наша компания собралась, и мы вместе, дружной оравой, поплелись в кино. Я до их пор помню, как до момента захода в зал, мы все стояли подле двери и разговаривали вместе о школе, обсуждали преподавателей, и то, насколько же вонюч штрих, что мы с тобой купили и которыми взбесили уже каждого второго нашего одноклассника. Я напомнила о моменте, когда учительница открыла все три окна, потому что ты полностью размалевал свой тетрадный лист этим белым красителем, и он благоухал на весь класс. Как-то незаметно для меня, чуть ли не сразу после этих слов, вы с Милой встали чуть поодаль от нас и начали шептаться меж собой, а я села на диванчик подле Сергея, глядящего в свой телефон, и заглянула внутрь.
– Что делаешь? – спросила я.
Тогда наш одноклассник спокойно и безэмоциально, но с явной злобой, притянул телефон к себе и мгновенно заблокировал.
– Ничего.
Немного смущенная подобной ситуацией, я грустно вздохнула и прильнула спиной к стене, стараясь скрыться от недовольного взгляда милого зубрилы.
– Это ваше хобби? – внезапно спросил он, скосив брови и пальцем указывая в сторону тебя.
Устремив твой взгляд на себя и увидев, как вы вместе с моей лучшей подругой над чем-то хохочите, когда она стоит, прижавшись к тебе, а ты обнимаешь ее одной ладонью за плечи.
– Что именно? – не понимая сказала я.
– Портить другим жизнь.
В эту же секунду улыбка сползла с моего лица, и я, пребывая в полном недоумении, обернулась к своему собеседнику. Здесь же я поняла, отчего его руки так напряжены, а брови так сильно скошены. Он относился к тебе с явным презрением и даже ненавистью, а теперь заимел точно такое же отношение и ко мне.
– Мы не портим, – начала оправдываться я, смущенно глядя на его голубые глаза, которые были обрамлены квадратными очками (да почему все голубые глазки моей жизни скрываются за чем-то?!) – Это просто шутки.
– Бесить кого-то – это шутки?
Его говор был таким серьезным, и оттого тяготил меня еще сильнее. Я чувствовала себя провинившимся ребенком, который не просто пролил штрих, а будто как минимум разбил чужое окно. Но только отчитывали меня не родители, а мальчишка, который был моим ровесником. В его глазе было больше осуждения, чем в очах всех моих учителей, когда я делала что-то действительно очень плохое.