Сжимаю крепче, оставляю ей инициативу, подставляюсь под нежные прикосновения. Жмурюсь, как кот от чесания между ушей. Слаааадко, мать твою… Как сладко…
Дверь, сука, не на замке… Не могу прямо здесь, не могу… Не надо меня целовать так, я же сорвусь,
Злючка моя, ты чего творишь? Если до губ доберешься, я же…
А плевать… Дверь, школа, замок… Похер. Ее губы, ее дыхание, ее запах, ее исследовательское, правильное такое настроение, то, как она тянется ко мне сейчас…
Ладони сжимаются крепче, подсаживают даже не заметившую этого Злючку на учительский стол, нагло ведут по бедрам, задирая и опять перекручивая узкую юбку, падают туфли со стуком…
А я уже не здесь.
Меня уже накрыло все тем же душным туманом, что и во время первого нашего поцелуя.
Сейчас и поцелуя не надо.
Только кайф от прикосновений, только ток по венам от прильнувшего ко мне так доверчиво тела, только головокружение от того, насколько сильно мне надо, наконец, получить ее. Полностью. Прямо сейчас.
Это не физический голод, нет.
Это что-то невозможное.
То, чего никогда не было со мной раньше.
И Злючка тому виной.
Она меня не тормозит, она сама проявляет инициативу, глаза ее полузакрыты, а руки постоянно в движении, обнимают, гладят, сжимают, словно она тактильно пытается меня запомнить, поверить, что это все в реальности происходит. Наяву.
И я ей помогаю это осознать. Потому что не отстаю. И тоже без дела не стою. Ноги рывком раздвигаю, знаю, что жестко, но тут уже не до танцев, хватит. Колготки трещат, пальцы в трусиках, добираются до самого нужного мне сейчас места, она дрожит, стонет и пытается ноги сдвинуть. Словно в подкорке записана информация, предупреждение, что нельзя. Что не место и не время. Но я не даю оформиться протесту.
Заглушаю, кусая в шею.
Очень даже определенно. Потому что грань, когда можно было остановиться, мы уже давно пересекли.
Раньше надо было тормозить. До нашего первого поцелуя.
— Послушай, послушай… — торопливо шепчет она, опять пытаясь сдвинуть ноги, и снова переключаю протестные настроения, жестко проведя по промежности и четко попав двумя пальцами внутрь. И это кааайф…
Злючка сразу же замолкает и только ахает сдавленно. И за плечи мои цепляется. Глаза ее становятся еще шире, еще безумней, еще растерянней. Особенно, когда я начинаю двигаться в мягкой влажности.
Смотрю на нее, и, клянусь, это самое охренительное зрелище в мире! Самое правильное! Картина, на которую я готов смотреть постоянно. Очень долго. Всю…
Сотовый вибрирует совершенно не вовремя.
Мы замираем в невозможно горячей предсексовой позе, Злючка с раздвинутыми бесстыдно ногами на столе, мои пальцы внутри нее, мои губы практически на ее губах, глаза в глаза. И смотрим друг на друга, не желая приходить в себя.