Эмоциональный ропот прокатывается по комнате, и мое сердце растворяется в лужице теплого меда.
— Андреас встретил Элзу, когда ему было двадцать восемь. Конечно, у него и раньше были девушки, но ничего подобного. Однажды в субботу он вошел в дом мамы и папы с физически обветренным лицом. Глаза расширены, рот открыт, Андреас потерял способность говорить на своем обычном, очень базовом словарном запасе. — Снова поднимается смех, ликующий. — Он привел ее домой на ужин, и можно было подумать, что он пригласил английскую королеву. — Эллиот улыбнулся матери. — Он ворчал на маму, что она приготовит. Он пилил папу за то, что у него все время не идет игра 'Девятки'. Он ворчал на меня за то, что я не делаю что — то странное, например, не цитирую Кафку или не показываю фокусы с зеленой фасолью. Для человека, который никогда добровольно не убирался в собственной спальне, такое дотошное поведение было примечательным.
Моя улыбка широко расплывается по лицу; легкомысленная, влюбленная линия разлома.
— И с тех пор он был таким же внимательным, верным и преданным каждый день. Четыре года я наблюдал, как ты влюбляешься все сильнее. Сказать, что Эльза хорошо подходит Андреасу, значит преуменьшить. Очевидно, она любит мясные головы. — Смех. — И, видимо, мы ей тоже очень понравились.
Эллиот поднимает свой бокал, тепло улыбаясь своему брату и новой невестке. — Элс, добро пожаловать в нашу семью. Я не могу обещать, что она будет спокойной, но я могу обещать, что ты никогда не будешь так любима, как когда вернешься к нам домой.
Раздаются аплодисменты, звенят бокалы. Эллиот наклоняется, чтобы обнять их обоих, а затем возвращается на свое место рядом со мной.
Под столом он берет меня за руку. Его рука дрожит.
— Это было потрясающе, — говорю я ему.
Он наклоняется и улыбается, откусывая свободной рукой кусочек лосося. — Да?
Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его. Они теплые и немного шершавые, как мягкая наждачная бумага. Это все, что я могу сделать, чтобы не обнажить зубы и не укусить его за малейший кусочек. — Да.
Когда мои губы отрываются от его губ, на них остаются двойные лепестки помады. Я тянусь вверх, неохотно размазывая ее большим пальцем. Мне вроде как понравилось. Эллиот продолжает есть, улыбаясь мне, пока я вожусь с ним, и никогда в жизни я не чувствовала себя такой блаженной.
Ощущение пузырчатое, как от выпитой рюмки — то, как она согревает путь от горла до желудка. Но здесь все кажется теплым. Я притягиваю его руку к себе поближе, к себе на колени, высоко на бедро. Он останавливается с вилкой на пути ко рту, посылая мне лукавую улыбку, но затем берет кусочек и жует, наклоняясь влево, чтобы прислушаться, когда Андреас стучит его по плечу.