Любовь и другие слова (Лорен) - страница 28

Тошнота накатывает на меня. Честно говоря, я даже не знаю, как передать эту тяжелую эмоцию в моей груди. Это то, что я так сильно отношусь к тому, что он говорит, но я гораздо больше трусиха? Или все наоборот — я двигаюсь дальше, нашла кого — то и не хочу, чтобы Эллиот вторгался в мою легкую, простую жизнь?

— Мейси, — говорит он, теперь уже более настойчиво, и открывает рот, чтобы продолжить, но тут срабатывает еще один спусковой крючок, еще один вызов в игровом шоу. Я нащупываю бумажник, нажимаю на зуммер, но на этот раз Эллиот останавливает меня, схватив мою руку в свой нежный захват, его щеки розовеют от гнева. — Ты не можешь так поступить. Ты не можешь постоянно убегать от этого разговора. Это длилось одиннадцать лет. — Наклонившись, он сжимает челюсть, добавляя: — Я знаю, что все испортил, но неужели все было так плохо? Так плохо, что ты просто исчезла?

Нет, не было. Не сначала.

— Это, — говорю я, оглядывая нас, — ужасная идея. И не из — за нашего прошлого. Ладно, да, отчасти это так, но это еще и прошедшие годы. — Я встречаюсь с ним взглядом. — Ты расстался со своей девушкой прошлой ночью после того, как увидел меня на две минуты. Эллиот, я выхожу замуж.

Он сбрасывает мою руку, несколько раз моргает и, кажется, — впервые за все время, что я наблюдаю это, — теряется в словах.

— Я выхожу замуж… и ты многого не знаешь, — говорю я. — И многое из этого не твоя вина, но это, — я машу пальцем взад — вперед в узком пространстве, разделяющем нас через стол, — между нами? Это отстой, что все закончилось, и мне тоже больно. Но все кончено, Элл.

Тогда: Пятница, 21 декабря

Пятнадцать лет назад

Как будто папа знал, что после разговора о Рождестве без мамы с Эллиотом я была нежной, он был еще тише, чем обычно, за ужином в четверг вечером.

— Хочешь завтра поехать на Козий утес? — спросил он, доедая курицу.

Козья утес — это ветреный пляж, где Русская река впадает в Тихий океан. Известно, что там холодно, опасное подводное течение делает пляж небезопасным даже для захода в воду, а в воздухе так много песка, что почти невозможно жарить хот — доги.

Мне это нравилось.

Иногда в устье реки отдыхали морские львы и слоновые тюлени. Темные, насыщенные водоросли, тяжелые от соли и почти нереальные для меня в своей потусторонней, полупрозрачной странности. Песчаные дюны усеивали береговую линию, а в центре пляжа и на узком перешейке возвышалась одинокая гигантская скала, торчащая вверх более чем на сто футов, как будто ее туда уронили.

— Ты можешь пригласить Эллиота, если хочешь, — добавил он.