«Подключай свою Канадскую… Как её там? Джамахирию».
– Уже сделано.
Ты произносишь «джамахирия» так же уверенно, как, бывало, «никарагуанский».
«Держи, пока не забыла, это тебе вместо паспорта», – спохватывается она и передаёт мне конвертик с увесистой пачкой долларов.
– Вот и повод для нашей будущей встречи: вернуть полученное или попросить добавку. Только не говори, что это подарок. Ты же забы…
«Что тебе завтра исполняется сорок? Нет, не забыла, не надейся».
И, прежде чем раствориться в ночи, она целует меня в губы – долго-долго-долго – так, что я становлюсь лёгким как мотылёк и чуть не взлетаю к звёздам. И это лучший в моей жизни подарок, это именно та игрушка, которую я всегда хотел получить.
Ты родилась через двадцать дней и три года после меня. Вот только смогу ли я через три недели тоже потрясти тебя чем-нибудь столь же незабываемым?
И вот я иду к канадской границе – туда мне, собственно, и дорога. Скоро впереди должны замаячить четыре светло-зелёных неоновых буквы «КССР» – так в наших краях маркируют свободу. По пути я забрасываю подальше свой карандаш, затем файлик, и нанизываю на сломанные ветки – кто-то здесь уже продирался прежде меня – свои исписанные-переписанные листочки. Может, кто-нибудь найдёт их – и расшифрует, а нет, так новый хозяин будет шелестеть ими как шелестел бы своими собственными – не случившимися.
Я всё настойчивей ощущаю, как в детстве, запах плакучих ив в песчаной пойме реки. Ещё чуть-чуть пройти, склонившись, под их ветвями – и окажешься на берегу быстрой коричневато-синей реки, заросшей у другого, высокого, обрывисто-соснового берега душистыми и жёлтыми – даже в ночи – кувшинками. Застыли в воздухе голубые стрекозы, жуки-плавунцы снуют по… Или стрекозы не голубые? Или они иссиня-чёрные и отливают металликом? Не пойму. Не помню. И речка – разве она коричнево-синяя? Или она такая в тени, под звёздами, а на солнце… На солнце она… А это не она ли там бредит во сне противным лукраедочьим голосом? Это не ночное ли солнце напекло ей темечко и перегрело тот родничок, из которого она вытекает?
«Всё бредит какими-то лукраедками… Да, я считаю, нуждается в интенсивном лечении: повышенный интерес к его персоне явно не пошёл больному на пользу. Да, самые радикальные. В общую палату? Да, мы уверены. Согласен. Да мы всегда готовы. Согласен. Согласен, закрываем».
Ну не бред ли сивого лукраедки?