Заяц вскрыл письмо. Ничего такого: просто треугольник с буковками. А уж как трепетало сердце! коленки дрожали, голени сводило! А пахло, пахло-то как от письма, словно не клеем намазали, запечатывая, а рассольчиком, маринованным розанчиком, мармеладом, сахаром!
Заяц по-детски улыбнулся.
Если смотреть на него со стороны, то можно сказать, что Заяц был уродливо красив! О, эти гусарские усы, заплетенные в рыжие косички, чёсаные кисточкой, мытые щёлоком, травяными росами, валерьяновыми корешками! А глаза? Бархатистые, с паволокой, черносмородиновым отливом! Зрачки – божьи коровки, ресницы – поющие кузнечики! Восход солнца, сев ржи, метание стрекоз по берегу – вот что такое Заячья морда! А лапы? Где тот зодчий, Рублёв, который ваял их? Запястья, утончённые посредине, плавно переходящие в подушечки пальцев! А когти? Полированные, лаковые, блестящие, сочетание огня и шпаги, резных орловских ножичков! Точёные! Ноготки-маргаритки, маковые. Лазоревые, поющие, как дудочки в терновнике, виртуозы-смычки! И брюшко – белое, мягкое, с пушком на грудке, щёлком посредине! Самый раз, никакого изъяну, никакого подизъянчика!
Письмо было из Печатной Избы. Наверняка его отправила Белая деваха. Заяц представил, как та послюнявила пальчик, запечатывая треугольник, как вздохнула укладывая его в конверт!
– Да чего уж там! – решил Заяц. – Прочитаю.
Вскрыл. Ножик оказался масляным. Соскользнул с листа, выпачкал бумагу.
– Эх, ты надо же! – подумал Заяц и стал читать. – Ну-кась, что за буквы-слова? Кругляши тока, заголовки, заковычки, бараночки. Так, ничего особенного.
Умеют у нас писать непонятно, мол, всё нормально, но не для вас, всё отлично, но подите подальше! Словно лечат, но здорового, ласкают обласканного, ругают обруганного, мол, берегитесь, а кирпич уже упал и зашиб идущего!
– Может, ошибка? – снова подумал Заяц. – Нет, адрес его, и фамилия – Зайцев, вроде правильно!
Тогда, чего так? Извиняются, словно на лапу наступили! Заяц поглядел вниз – нет, никто не наступал на его рваные тапочки. Эти тапочки ещё мама носила, а до неё бабушка, уж такие они затасканные!
– Эх, вы канцелярские мыши! – Сначала Заяц хотел обидеться. Но передумал. Решил, что взятку даст. Вот придёт и сунет Белой девахе в её пухлые ручки, словно надутые, как лягухи ладошки. На, мол, бери не жалко, да так чтобы та степенность свою откинула, возрадовалась. Возликовала! Тра-та-та, Эс! Наталья Юрьевна! Так-то нас! Ладно бы только Зайцева обошли, а то ведь нетронутых тронули! Невиновных загубили, изувечили! Не слухамших, не видевших, не баявших!