– Нет…
– Тогда идите обедать! – И дед Гиппа выставил чугунок с горячей едой. Нарезал крупными ломтями сало, достал из погреба мёд, выложил на блюдо орехи, достал из печи пироги.
Ели они молча. После обеда дед заторопился на вечернюю молитву. Деваха села к окну с вязаньем. «Что за наказанье, – подумал Заяц – за что оно мне?», и стал вспоминать свою прошлую жизнь, хлебное поле, нить тропы, ржаные запахи детства.
– Я, может, похлопотала бы за тебя! – неожиданно заговорила деваха. – Но нет приказа.
– А без приказа не можешь? – спросил обречённо Заяц.
– Без приказа даже трава не растёт! Бурьян, лебеда, крапива не шевелится. Рыба в озере не плавает, зверь не родится!
– А любовь?
– Что любовь?
– Любовь приходит?
– Как приходит, так и уходит. Если нет приказа.
– А смерть?
– А про это забудь, не велено, про это глаголить! Мы контракт подписывали, бумажку такую с полоской, деньги платили, акциями называются, – поморщилась Белая деваха, продолжая рукоделие.
– А про любовь можно? – продолжал Заяц.
– Зачем?
– Для куражу. Например, за тобой поухаживать, конфет полкило купить или семек, в кино сводить, ну, там шуры-муры… – лицо у Зайца приняло похотливое выражение: Наталья Юрьевна была далеко, Эс тем паче.
– Ой, – воскликнула деваха, – я палец уколола.
– Значит, волнуешься, значит, я тебе нравлюсь! – Заяц погляделся в зеркало. Хорош! Усы торчком, грудь калачом!
– Да нет же, не от этого, просто рисунок сложный…
– Давай погляжу! – Заяц наклонился над девахой, поднося уколотый ею пальчик к глазам. И что он увидел! Волосатую, мозолистую ладонь! Словно у шимпанзе в зоопарке.
– Надо йодом смазать. – Похоже, что деваха не стеснялась своей обезьяньей волосатости.
– Сейчас подам! – Заяц принёс флакончик с жидкостью, чтобы смазать пальчик девахе, Заяц приобнял её за талию. Что делать! На безрыбье и обезьяна – рыба! Он провёл рукой по бёдрам и нащупал на копчике девахи маленькую выпуклость. – Что это у тебя? – спросил Заяц, ничему не удивляясь.
– Коса! – деваха кокетливо взвизгнула.
– На спине?
– А где ж ей ещё быть? Не на груди же!
– Ах, да… – кивнул Заяц и отошёл подальше: кабы не перешло.
Деваха смочила ватку йодом и помакнула ею уколотое место.
– Вот и всё!
– Кем ты приходишься деду Гиппе?
– Никем! Здесь все чужие. Нас песня роднит. И на Марсе будут яблони цвести! – запела деваха, затем она встала на ноги, и пошла кругом по избе. Приблизившись к Зайцу, обняла его, чмокнула в щёку и пошла дальше отплясывать.
– Ты веришь в это? – в глазах у Зайца помутилось. Прямо в горле ком застрял, в животе мягко булькнуло, прильнуло потоком искр. Он прикрыл глаза, но не тут-то было, кровь хлынула к лицу, к шее, стало жарко, маняще, волнующе, пронзило желанием аж, до печени!