— Ваши слова про Москву многие слышали?
— Человек пять-шесть точно. Да, один потом даже уточнял, через пару месяцев. Помню, помню! Парень из моего прежнего отдела, Ральф Хиггинс. Просто уточнил, как называется агентство.
— Это все?
— Все, — выдохнул Дилан и тоскливо покосился на дверь этой пустой и безликой комнаты, на тонированное стекло и отполированную поверхность стола.
— Я не должен был ее бить, — виновато добавил он. — Но я вдруг понял, понимаете? Я все понял. Просто осенило. Она, агентство, Москва…
Деррик только сочувственно кивнул.
Когда он приступил к разговору с Наташей, за ее показной уверенностью чувствовался неприкрытый страх.
— Он сам мне говорил про свою жену! — уверенно говорила она, глядя Дэнсону прямо в глаза. — Я же все уже рассказала вашему коллеге! Он алкоголик, не помнит ничего. Бывало, напьется и твердит: вот, мне бывшая названивала так, что замучила уже своей ревностью, и ты начинаешь так же звонить. Я понимала, что он это не любит, тут же переставала его тревожить, занималась своими делами. Гуляла, да. Но я ему не изменяла! Просто уходила развлечься — а что было делать? У вас здесь, в Америке, все вкалывают до ночи, никакой жизни нет.
Она опустила голову. Подбитый глаз, ссадины на плече, кровоподтеки около рта, размазанная тушь, спутанные каштановые волосы. Наташу слегка трясло, и в ее словах чувствовалось именно то слепое упрямство, которое чаще всего было результатом страха: отрицать все!
— Имя его бывшей помните? — бесстрастно спросил Деррик.
— Нет, — чуть удивленно ответила Наталья. — Может, он и называл его, только когда мы с ним еще встречались, и больше не упоминал.
— В последние годы просто говорил: «моя бывшая»?
— Да, именно так.
— Ясно. И вы с ней никогда не встречались? Не пытались ее найти?
— Нет, а зачем?
— Я должен был спросить.
— В агентстве мне ни слова про нее не говорили, — еще раз заверила его девушка. — Ну вы же видите, Дилан совсем спился. Он уже ничего не соображает, он сам не помнит, что говорит и делает, когда выпьет. А теперь у него паранойя началась. И в чем вообще дело? — вдруг вскинулась она. — Он меня избил, и вы меня же терзаете! Да он что угодно скажет теперь в свое оправдание! Он же преступник, неужели непонятно?
— Поверьте, это как раз очень понятно, — заверил ее Деррик. — Никто не отрицает, что, избив вас, он нарушил закон.
Наташа с сомнением посмотрела на него. Деррик вздохнул. Он понимал, что данных для начала настоящего расследования у него нет. Слова не совсем трезвого человека о том, что его нынешняя жена знает что-то про отношения с бывшей, были недостаточны для обвинений в шпионаже. Наташа была права: того, что Дилан не говорил ей этого в очередном пьяном бреду, доказать было невозможно. И все же Дэнсон был уверен: МакГауэр действительно не рассказывал Наталье о Нэнси. Во-первых, в разговоре он всегда называл прежнюю жену по имени, и наверняка делал это всегда, особенно выпив. Во-вторых, Дилан, вопреки заверениям Наташи, довольно точно помнил, что делал и говорил, будучи пьяным.