— Она всегда была такой милой, глубокой, умной, чуткой малышкой. Прекрасно училась, писала стихи, играла на пианино. У нее были друзья — не так много, но своя компания, все очень приличные дети. Я старалась воспитать ее достойным человеком. Как она могла — так долго, так подло, так хладнокровно? Играть такими вещами, вымогать деньги, склонять к самоубийству… Как?! Что я сделала не так, как я могла не увидеть? Джен — моя единственная дочь, у меня нет здесь никого, кроме нее! — плакала Асэми, во все глаза глядя на Кристину, словно ожидая от нее чуда.
Кристи, как могла, пыталась утешить клиентку. Она уверяла, что в возрасте Джен нравственное начало в человеке еще не сформировано, тогда как интеллект и талант уже очень хорошо развит.
— Ваша дочь непревзойденно талантлива, даже гениальна. Это признали даже полицейские и суд, — увещевала она. — Что же касается моральных норм, нравственных границ и чувства вины, все это еще способно сформироваться с годами. Дженнифер слишком мала, чтобы вы поставили на ней крест. Не забывайте, что подростки иногда могут быть предельно жестокими. Это может быть возрастной особенностью. Именно тот урок, который она получает сейчас, может помочь ей выправиться.
— Но как же так? — не унималась Асэми. — Я находилась с ней в одной квартире, я жила с ней под одной крышей всю жизнь, я смотрела в ее глаза каждое утро за завтраком, я провожала ее в школу и выслушивала новости ее школьной жизни по возвращении. Я радовалась тому, как хорошо она себя ведет. И я не знала, совершенно не знала свою дочь! Я понятия не имела, что моя дочь… убийца! — на этом слове она начинала рыдать.
Кристина, еще не обремененная тогда личным опытом мошенничества, с трудом могла представить себе сознание Дженнифер. Она постаралась сосредоточиться на Асэми, и довольно быстро выявила типичные материнские ошибки, которые допускала ее клиентка. Но именно сейчас те слова семилетней давности стучали у нее в голове, эхом отдаваясь в кровоточащем сердце. «Я находилась с ней в одной квартире, я жила с ней под одной крышей всю жизнь, я смотрела в ее глаза каждое утро за завтраком, я провожала ее в школу и выслушивала новости ее школьной жизни по возвращении». Именно так прошли первые 18 лет жизни Кристины и первые 20 лет жизни Евгении. Но теперь, по прошествии пятнадцати лет с момента их расставания, Кристи вынуждена была признать, что совершенно не знала свою сестру.
Даже в детстве Женя была довольно скрытной, считая, что слишком приземленная и примитивно мыслящая Кристи не поймет ее высоких устремлений и новых безумных затей. А что касается сегодняшней Евгении — хозяйки успешного иностранного брачного агентства? Имела ли Кристина хоть малейшее представление о том, чего ждать от нее — расчетливой бизнес-вумен, с легкостью предложившей ей разбивать пары и даже семьи? На это у нее был лишь один беспощадный ответ: она не знала не только Жени, но и себя самой. Как она сама могла представить еще десять лет назад, что будет с жестоким удовлетворением играть чужими судьбами, наслаждаясь опьяняющей властью и красотой искусства манипуляции? А ведь она не была незрелой шестнадцатилетней девочкой, как Джен Сато. Ей исполнилось 33 года — возраст, который уже нельзя было в полном смысле слова назвать даже молодостью.