Кристина вновь и вновь прокручивала эти вопросы в голове и не находила ответа. Сколько бы она ни знала о мистических дебрях человеческой души, Кристи не в силах была прочувствовать и осмыслить ту тонкую грань, называемую совестью — невидимый нравственный барьер, непреодолимо встающий перед одними людьми и не существующий для других. Что делало одних способными хладнокровно лгать, убивать и участвовать в преступлениях? Что делало других неспособными на это? Непознаваемость зла, даже ее собственного, вставала в душе непреодолимой стеной, исключающей саму возможность найти ответы.
Был и еще один момент, который не давал Кристине покоя. Ральф сказал о разговоре с агентом ФБР в тот же день, когда погибла его семья. Как американский «федерал» успел так быстро узнать о ней, о «Незнакомке», об их связи? В тот самый вечер Хиггинс признался ей, что ФБРовец назначил ему встречу еще до гибели Мэгги и Лоры. Что ФБР знало о «Незнакомке» такого, чего не знала она?
Мысль о том, что американские правоохранители в курсе ее мошеннической схемы, не давала покоя. Если Кристине не удавалось заглушить неприятные мысли перед сном, они взметались в голове, как только она касалась подушки, и неутихающей вибрацией дрожали внутри, не давая телу ощутить так необходимую для сна расслабленность. Даже если ей каким-то чудом удавалось заснуть, утреннее пробуждение накрывало ее волной все того же панического страха. Ей неудержимо хотелось вскочить, позвонить сестре, спросить совета, и мысль о том, что ФБР уже, скорее всего, прослушивает ее телефон, доводила до отчаяния.
Ральф отдалился от нее. Он редко назначал консультации, и все чаще Кристина замечала, что он не верит ее словам. Он почти ничего не говорил о своей русской подруге по переписке, и все их разговоры сводились только к Лоре. Агент ФБР больше не беспокоил его — по крайней мере, так говорил Хиггинс. Спрашивая об этом, Кристина пыталась придать своему тону беззаботность и тут же понимала, что у нее это не получается.
Сидя за рулем, она замечала порой одну и ту же машину, следующую за ней на небольшом расстоянии. В панике Кристина останавливала автомобиль в паре кварталов до нужного места и бежала пешком, спотыкаясь на каблуках. Она лихорадочно заскакивала в кафе, прислонялась к стене и, тяжело дыша, украдкой выглядывала в окно, стараясь заметить знакомые фигуры. Везде ей мерещилась слежка, и Кристи в отчаянии оглядывала порой лица прохожих, ища малейшие признаки заинтересованности. Она почти умоляюще ловила чужие взгляды, бессмысленно надеялась на снисхождение возможной «наружки» — на то, что невидимый преследователь сам подаст ей сигнал или, еще невероятнее, сделает первый шаг и заговорит с нею. Но все было тщетно, чужие лица дышали спокойствием и равнодушием, и, измученная неопределенностью, Кристина возвращалась домой.