- Ни за что не поверю, ежели вдруг скажете, что вас, Савелия Лазарева, нового американца- свободного художника, заклятые враги Анастасии, все эти треклятые КГБ-ФСБ, могли "захомутать" ? Не разыгрывайте меня, как Слава.. придумайте что-либо достовернее...
- Пропал я, Григорий Цезаревич! Именно это и стряслось. Захомутали...Кто? Кто в России может захомутать!.. Лубянка платит мне гроши. Но для музыканта не самого первого ряда и копейки -деньги... Да не в них дело!
Провалившиеся острые щеки Савелия, на которых сверкнули капельки пота, стали цвета свежевыбеленного потолка ...
Меня пронизало холодом.
- Как могло стряститсь такое несчастье? - произнес я оторопело. - Чтоб вы, сын Дмитрия Ивановича, брат Славы... вы - сибиряк... Савелий Лазарев ... талантливый пианист... свободный... повторю снова и снова ... свободный художник... и вдруг попали на эти "распроклятые галеры"?...
Он долго молчал. Потом начал медленно рассказывать. Говорил, как камни ворочал.
- На излете советской власти... Я аспирант Московской Консерватории... На кафедре имени покойного Гольденвейзера... выпустили рукописный журнальчик... Протестовали против травли нашего учителя. Профессора Кацеленбогена, святого человека... Против засилья оголтелых бездарей... Я к тому же нарисовал довольно злые шаржи на нашу юдофобскую доцентуру. Не для журнальчика. Так... рука чесалась. Шаржи вклеили в журнал Кто-то из доцентов-стукачей донес.. Вызвали на Лубянку. Распросили, что и как... Я думал, это и все.
Нет, требуют, что б все написал. ... Ну. я что-то накарябал, они на глазах разорвали
- Антисоветский выпад, а вы хаханьки?! - И требуют доноса по всей форме. На професора Кацеленбогена, как на агента сионисто-американисто... Ну, полный сталинский набор. Я отказался.
- Не напишешь, оформим десятку, - деловито сообщил следователь.
Я взорвался, накричал на него, мол, сейчас не тридцать седьмой год...
А время-то, на самом деле, было лихое. Только что закончился суд над студентом из дипломатического. И тоже за рукописный журнал. Врезали ему на всю катушку. По семидесятой статье.
Следователь остервенел, облаил меня грязным изощренным матом, на глазах превращаясь в уголовника-пахана. Куда-то позвонил, заявился мужик в шляпе на затылке, огромный, как лошадь.
- Прежде, чем тебя отправят в лагерь, лаВуреат, - он тебе переломает руки...- спокойно пообещал следователь.
Господи Боже. Как я испугался. Переломает руки!.. Для пианиста, аспиранта консерватории. Страшно!
Как мне не было страшно, писать донос на професора Кацеленбогена отказался.