Картинки менялись. Ей снилась зима. Она сидит совсем одна в своей холодной квартире. Что-то очень быстро пишет в тетради, укрывшись всеми одеялами и пледами, которые были у них дома. Чувствовала непреодолимую нужду придать свои мысли бумаге, как будто от этого зависела чья-то очень важная жизнь или жизнь всего человечества. Словно если она не напишет то, что должна написать все звезды на небе потухнут и мир погрузиться в непросветную тьму. И она все писала, писала. А в окно пробивался холодный лунный свет. Синева наполняла собой комнату и освещала тетрадь, по которой в дрожащей руке бегала покусанная ручка.
«Уж лучше не видеть снов вовсе, чем такое… Еще и на душе от них тяжело и погано, как будто посидела на кухне с включенной плитой. »
Лицо у нее было такое словно ее кто-то очень сильно обидел, и она вот-вот расплачется. Но это было его обычное состояние. Особенную печаль ему придавали гигантские глаза, которые немного неправдоподобно выделялись на ее маленькой голове. На фоне их даже пухлые губки казались крохотными. Она шла медленно хоть и спешила. Как ни крути, а шаг нельзя было искусственно увеличить если у тебя короткие ноги, а энергии на передвижение и существование почти не осталось.
«Нужно будет сразу зайти в буфет, а то, глядишь, умру от голода.»
Ее остановка находилась рядом со старым кинотеатром с исполинской каменной мозаикой на фасаде здания. Правда, он уже много лет не работал и теперь там оборудовали супермаркет и небольшие прилавки, в которых продавали мясо, сладости и прочее, на что у нее никогда не было денег и заходила она туда только зимой, чтобы погреться. А через дорогу расположился вокзал с золотым как на церквушки куполом, выставивший впереди себя череду рельсов, на которых отдыхали уставшие поезда.
Дорога через несколько метров поворачивала на шоссе. Машины быстро мчались мимо остановки, сотрясая воздух. Из-под колес летели мелкие камни и пыль. Леля присела на крашенную лавочку, состоявшую из двух досок, прибитых на небольшом друг от друга расстоянии. Чтобы расположиться ей хватило всего одной.
Солнце тем временем незаметно поднялось выше и слегка пекло в макушку. Сверху у нее были светло-коричневые волосы, а начиная примерно с ключиц имели немного выгоревший оттенок детского блонда. Леля сама заплетала себе косички и не любила ходить с распущенными волосами. По сравнению с другими ей казалось, что у нее их слишком мало к тому же они были прямые и совсем безобъёмные.
Автобус приехал как всегда пустой, так как ее остановка была одной из первых. Она не любила КПП и всегда уезжала оттуда с какой-то безумной надежной, что больше туда не вернется. В мире за пределами «сундука» она могла забыть о том, что спит за шкафом, что ночью по ней бегают тараканы. Могла представить, что ей это только приснилось, и никто никогда не голосил пьяные песни, пока она спала. Никто не сжигал ее книги. А мама не дышала так странно и не задыхалась в собственных стонах, приводя в дом мужчин…