Мама кричала на него всю дорогу. Упрекала в том, то из-за него им пришлось идти пешком. Винила в смерти бабушки и просто как всегда говорила на повышенных тонах очень сильно напоминая маленькую злобную собачонку, которая бросается в ноги прохожим, больше раздражая чем представляя угрозу. А дядя, напротив, отвечал спокойно, вдумчиво и через слово просил ее не сердится. Прижавшись в сидение, подскакивая на каждой кочке, Леля следила за ними и боялась, что вот-вот он не выдержит и убьет эту крикливую женщину к чертям собачьим, а потом примется и за нее.
– Кому старуха дом оставила? – требовательно спросила она, плюнув в окно.
–Кому-кому? Мне. Моей семье.
– Уу, гаденыш какой. А не ты ли ее ночью придушил, пока она зубами к стенке-то спала?
– Ирина, ты хоть думай, что говоришь.
– Не прикидывайся святошей! Я по твоей роже вижу, как ты рад закапать старуху в могилу и землю-то отеческую прихапать в свои ручища!
– Не говори ерунды. Мать болела уже полгода. Мы за ней ухаживали все это время, от кровати не отходили. Она умерла в теплой постели, в кругу семьи. А ты даже не нашла время привести дочку. Она так ее и не увидела…
– Велика потеря, братец! Если бы она коньки не отбросила ноги бы моей тут не было, в вашей деревне-то поганенькой!
– Я бы тебя попросил не выражаться при ребенке.
– Да этот ребенок слова похлеще знает! Да, Аленка?! – снова это таинственное «ш», которое заставляло девочку каждый раз морщиться, – Скажи дяде-то Сереже пару ласковых! Как ты дядю Гришу называла, а?!
Лели стало неловко. Она покраснела и уставилась в окно. C мамой и ее собутыльниками она могла ругаться как хочет, но знала, что при чужих делать это неправильно.
– Ублюдок! Вот как она его называла!
–Господи, Боже мой… А откуда она набралась, Ирина? Понятно же, что от своей матери… Как ты вообще с ребенком разговоришь? Она тебя боится, ни слова еще не сказала.
– Ни хрена она не боится меня! Аленка, ну ты че? ! – девочка безучастно на не посмотрела и отвернулась, – Тьфу на тебя, гадина! Мать твоя осиротела, а ты и слова сказать не можешь. Че ты говоришь, копия твоих? Так забирай! Не очень то она мне и нужна!
От этих слов у Лели навернулись слезы на глазах. Дядя впервые повысил голос и сказал своей сестре закрыть рот, а девочку попробовал успокоить словами о том, что ее мать просто не в духе. Но она то знала (уже знала) что на нее, действительно, плевать. Только на тот момент эти слова все же причиняли ей боль.
«Хорошо, что он заберет меня. Заберет навсегда. И больше мне не придется ничего такого слышать и все это терпеть»