Я почти бежала, по пути отмечая, как красиво жители готовят улицы и свои дома к Новому Году – украшают заборы игрушками и пряниками, покрытыми позолотой, клеют на окна снежинки. Но в этом году праздник для меня был не порой чудес и доброго волшебства, а неким водоразделом, после которого моя жизнь изменится навсегда.
– Волчья невеста! – послышался откуда-то сзади мальчишеский визг, и в затылок мне прилетел снежок.
– Ах, ты!.. – я обернулась, чтобы погрозить хулигану кулаком, но он уже дал стрекача, только пятки засверкали.
Как назло, это привлекло нежелательное внимание к моей персоне – и напрасно я надеялась дойти до дома без приключений. У входа в табачную лавку, которая, кстати, слыла лучшей в городе, толпилось четверо мужчин. Все, как один, уставились в мою сторону.
Я узнала их. Трое были охотниками, а четвертый… Робби. О, как не вовремя!
Все еще надеясь, что пронесет, я повернулась и хотела было продолжить путь, как меня окликнули. Сердце ушло в пятки и, пока я раздумывала, не притвориться ли глухой, эти люди успели меня настичь и отрезать все пути к отступлению. И, судя по их мрачным лицам, они не конфетами меня собрались угощать.
– Господа?.. – мой голос прозвучал тонко, как мышиный писк. – Вы что-то хотели?
– Что, в лес опять шастала? – напустился на меня внук управляющего, и покрасневшие глаза засияли злостью.
Стоило признать, Робби выглядел… плохо. И раньше он любил выпить, а после того случая в лесу сдал совсем – лицо со светлой редкой щетиной осунулось, нос заострился, а кожа приобрела бледно-желтый оттенок. Волосы его засалились и торчали во все стороны, воротник полушубка был заляпан, как и рукава, а одна пуговица вообще оторвана. От него несло прокисшей выпивкой и запахом давно немытого тела, как будто он живет не дома, а шляется днями и ночами по подворотням и разным злачным местам. Родители и дед давно махнули на него рукой.
От мысли о том, до чего этот молодой человек себя довел, сделалось тошно. И страшно одновременно… Вдруг я косвенно причастна к столь резкому его падению? Раньше он не был похож на душевнобольного, но, чем дольше я на него смотрела, тем сильнее убеждалась – ночь Самайна не прошла даром для его головы.
Должно быть, Робби уловил во мне жалость, и лицо его исказилось.
– Я видел, как ты голая бегала по лесу, и волк размером с лошадь следовал за тобой! Волчья невеста! Паршивая девка!
Он начал верещать и махать руками, норовя вцепиться мне в волосы, но один из охотников скрутил его и велел замолчать, так, что парню осталось только истерично всхлипывать.