– Со мной все будет хорошо, я не поверну назад, – наклонившись, погладила щетинистую морду – он блаженно сощурился и дохнул горячим воздухом.
Сколько же проклятый принц был без человеческого тепла, без ласки? И каково это вообще – жить в звериной шкуре.
– И тебя мы обязательно расколдуем.
Ответом стало глухое рычание – волк отвернулся, словно я обидела его своим самонадеянным обещанием. Нет, ну, а что я должна была ему сказать? Что не знаю, что делать? На самом деле я надеялась… после спасения леса все как-то само образуется. И к Эрику вернется прежнее обличье.
Я выпрямилась и подняла выше фонарь – прямо перед нами, шагах в десяти, высились врата из двух сосен. Больные, страшно искривленные деревья. А между ними будто бы натянуто полотно из лунного света, бледное, почти прозрачное, вспыхивающее серебряными искрами.
На мгновение перехватило дыхание – вот оно волшебство! Настоящая магия… Прекрасная и пугающая одновременно. Старая, как мир, и неподвластная простому человеку.
Шаг… А потом второй и третий.
Снег так оглушительно хрустел под ногами.
Когда колеблющееся марево оказалось на расстоянии вытянутой руки, я несмело коснулась его кончиками пальцев. Так, должно быть, трогают что-то невероятно ценное или невероятно опасное.
Холодно… Жутко…
Я встретилась взглядом с изумрудными звериными глазами – Волчок стоял подле меня, принюхиваясь. Шерсть его топорщилась на загривке, хвост был прижат.
– Ты со мной?
В ответ короткий рык.
Что ж, прекрасно. Вместе, так вместе. Это даже хорошо – будет не так страшно, ведь кто знает, что нас ждет по ту сторону? Воображение рисовало всякие ужасы, и я, зажмурив глаза, сделала шаг – как будто с разбегу бросилась в ледяную воду.
Легкое сопротивление невесомой материи, сердце, упавшее в пятки – и мы вынырнули по ту сторону врат. Фонарь погас во время перехода, и первые мгновения я осоловело моргала, силясь понять, куда нас вообще забросило. Но уже совсем скоро взгляд начал различать очертания деревьев – этот мир будто бы выплывал из темноты, раскидывался перед нами, как театральные декорации для жуткого спектакля.
Здесь ночь была не черной. Серой. Будто кто-то выпил из нее всю краску и бросил недописанный холст. А я вдруг поняла, что видела это место в своих снах: изломанные заиндевелые стволы, худые и перекрученные, искривленные, как калеки. Воронье, облепившее ветки. Длинный овраг по правую руку.
Волчок угрожающе зарычал и тесней прижался ко мне – шерсть встропорщилась, уши прижались к голове. Он чувствовал магию острее меня, а здесь каждый шаг был пронизан ею.