– Джеймс, памятуя о том, как нерационально ты распоряжаешься деньгами, как ты потерял доверенное тебе имущество…
– Не забывайтесь, бабуля, – оборвал дядя, раздраженно застегивая пуговицы пальто. Он был до невозможности горд и сразу начинал злиться, стоило намекнуть о его неудачах. – Этот дом вам никогда не принадлежал. Вы здесь просто приживалка. Скажите спасибо, что я позволил вам жить с любимой внучкой в доме моих родителей, а не отправил коротать свой век в дом престарелых.
Каждое слово камнем падало на меня, придавливая в земле, не давая вздохнуть. Я видела, как вытянулось бабушкино лицо – она не ожидала этих злых мерзких слов от мальчишки, которого знала с детства. Мы обе будто бы онемели, и, пользуясь нашим ступором, он вылетел наружу, громко хлопнув дверью.
Сердце болело за бабушку, на нее, униженную и раздавленную, с поникшими плечами и опущенными уголками губ, страшно было смотреть. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы и стиснула пальцы в кулаки.
Да кто он такой, что позволяет себе так отвратительно себя вести!?
Как можно быть таким бесчувственным негодяем?
Больше не раздумывая ни секунды, я бросилась следом прямо в тонком платьице и домашних туфлях – за порогом провалилась в снег по щиколотки, а ветер опалил шею морозным дыханием.
– Стойте!
Дядя Джеймс еще не успел выйти за калитку, зато Крота и след простыл.
– Чего тебе? – грубо буркнул он, а я, забыв о том, что я всего лишь скромная забитая девчонка и, не давая себе ни шанса передумать, размахнулась и со всей силы залепила дяде пощечину.
Звон резанул по ушам, а ладонь будто бы огнем опалило. Голова его мотнулась в сторону – на аристократически бледной коже мгновенно расцвел отпечаток моей пятерни. Охнув, дядя схватился за лицо, которое перекосилось от боли.
Ярость клокотала во мне, выжигая остатки здравого смысла, поэтому я молниеносно занесла другую руку и наградила родственника второй пощечиной. Для симметрии.
Два алых клейма у него на лице и тяжелое, душное удовлетворение у меня на душе.
– Дрянь!.. – он вцепился мне в плечи пальцами-клешнями и стиснул так, что я застонала. Встряхнул, как куклу.
Ноздри дяди трепетали от гневного дыхания, губы побелели, а глаза… в них плескалась самая настоящая ярость. На какое-то мгновения я подумала, что он сейчас ударит меня, даже непроизвольно втянула голову в плечи.
– Ненавижу вас, – произнесла на выдохе, но он прекрасно расслышал.
Боролся с собой несколько долгих-предолгих мгновений, а потом разжал хватку, одновременно отталкивая от себя так, что я едва удержалась на ногах.