-- Вот что сказано в нашем совсекретном "БИБЛ..." о Каине Эдемском: "...что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли... И ныне проклят ты от земли..."
Вот так, товарищи. А мы назвали это "ошибочный поступок"... Разве мы люди?!.
-- Точно! -- загремел вскочивший на ноги атлет в белом свитере с голубым парашютным значком. -- Юра, все говори! Все!
-- А я и так... -- Юра отбросил со лба волосы.
-- Все говори! -- хором закричали с первых рядов. -- Прямым текстом!
-- Не то я скажу! -- строго предупредила девушка с торчавшими в разные стороны косичками, сложив ладони рупором. -- Читай справку из архива. Или тоже секретная...
Юра поглядел на зал неуверенно...
-- Товарищи, идет концерт самодеятельности. И у меня утвержденный небесами текст. Как я от него отступлю?.. Тут же не сказано, что в двадцатом веке достаточно будет налепить на человека этикетку "космополит", как он тут же вне закона. Как беглый раб...
-- Вверна-а, Юра -- восторженно взревел зал.
Только сейчас Юра почувствовал, что кто-то сильно дергает его за штанину. Он взял поданную записку.
Читать записки про себя, считал Юра, все равно, что подвергать их предварительной цензуре. Совесть у него чиста, и он доверяет своим комсомольцам.
"Ты ведешь себя, как мальчишка! -- звонко прочел Юра.
Он сделал над собой усилие, чтобы продолжать столь же внятно. -Одобрен ли твой текст парткомом университета?"
-- Ребята, -- Юра побелел. -- Я же не телеграф, чтоб все прямым текстом. Вопрос о Леле поставили!
С заднего ряда дискантом:
-- Вопросы поставили, а Светлову в гроб уложили!
-- Как? Неправда! Тише! Тише! -- зашикали со всех сторон.
-- Ти-ше?! -- грохнул зал. -- Сергей Викентьевич вел себя -- тише некуда, все одно доконали!
Кто-то побежал, аплодируя, к сцене. Старичок-латинист поднялся на ноги и, подальше от греха, бочком-бочком, выкатился из зала. Студенты рукоплескали вначале вразброд, затем будто в две огромные ладони. Хлопали все громче. Казалось, они впервые ощутили свою силу и с удивлением и горделивой радостью прислушивались к ней.
II
Если бы в университете взорвалась бомба, она бы не вызвала такой паники, как веселый студенческий вечер.
Университетский двор с утра густо забит автомашинами. Чистенькие коричневые "Победы", величественный "ЗИС-110", возле которого пританцовывали щеголеватые, в шляпах и хромовых ботинках, шоферы. Проурчал и протиснулся между горкомовскими "Победами" старенький "Москвич" с облупленной краской. Из него вывалился медведем Саша-гигант в длиннополой шинели, завклубом, неудачливый аспирант и "штатный оратор эпохи бдительности", как его называли.