— Если хочешь, то можем за них побороться. Но тебе это не нужно. Так ведь? — спросил Кеша. — Знаешь, что суд оставит их с тобой в девяноста процентах случаев? Место здесь найдем.
— Тогда придется судиться. Ругаться. И заставлять их жить со мной.
— Да.
— Они меня ненавидят.
— Они тебя не уважают. Как начнут уважать, так вернуться.
— Ты настаивал, чтоб они жили с нами.
— Настаивал. Сейчас подумал, что это не такая уж и хорошая идея. Тебя сломает эта борьба. Ты не готова к выкрутасам подростков и той боли, которую они могут тебе причинить. У тебя нервы никакие. Еще будут лезть не вовремя. Мешать трахаться.
— Смеешься?
— Нет. Они будут стараться нас развести. Не скрою, я хочу побыть отцом, но могу и подождать.
— У тебя какая-то ненормальная тяга стать отцом.
— Учить, воспитывать, наблюдать, как они растут, приобретают навыки, совершают достижения и падают в грязь — это интересно. Похоже, мне не доставало братьев и сестер, — ответил Кеша. — Вер. Вера. Давай. Приходи в себя. Понимаю, горько и обидно. Но все наладится.
— Думаешь?
— Знаю. Сейчас соберем тебе вещи. Подадим на развод. Пропылесосим комнату. Вечером с тобой пирог испечем. С чем будем его печь? Сладкий или с грибами и луком?
— Не хочу сладкий.
— Тогда купим лук и грибы. Давай тесто поставим, а вечером будем печь. Договорились? Не вешай нос.
У него опять начался подъем энергии. Грусть отступила на второй план. В глазах появился блеск.
— Когда плохое настроение, то надо печь пироги. Почему-то есть мнение, что надо печь только в хорошем настроении. Это не так. Любое настроение подходит для пирогов, — увлекая меня на кухню, сказал Кеша. Я едва успела потушить сигарету. На кухне он достал муку, кастрюлю. — Сито в нижнем ящике. Надо просеять муку.
Пока я просеивала муку, он достал яйца, молоко, дрожжи.
— Вы там скоро? — спросил дед Леша.
— Пять минут. Слушай, мы сами доедем.
— Решила сдаться без борьбы? — спросил меня дед Леша.
— Отступить. Москву Наполеону сдали, но войну выиграли, — ответил Кеша. — Вечером будем пирог печь.
— Пробуйте. Давно у нас пироги не получались, — сказал дед Леша. — Но я поеду с вами.
— Тесто надо замесить. Для этого придется руки испачкать, — сказал Кеша, уже обращаясь ко мне.
Тесто липло к рукам. Пальцы вязли в «колобке». Кеша подсыпал муки, подбадривая, чтоб я не жалела сил. Тесто нужно было хорошо замесить, а оно отказывалось меситься, потому что у меня в этой жизни ничего не получалось сделать. Ничего. Потому что не было сил. Я даже эмоции выразить толком не могла. Сказать, что хочу, а не то, чтоб это сделать. Кеша зачем-то подлил подсолнечного масла. Теперь тесто стало не только непослушным, но еще и скользким. Хотелось все бросить. Что за глупые игры? Зачем? Зачем тратить на это силы, когда можно купить готовый пирог в магазине? А сил ведь почти нет. Но вместо этого я месила это тесто, а ведь надо было ехать. Надо было столько всего сделать, но вместо этого я месила тесто, чтоб получился «колобок», захотевший сбежать из дома. Мой колобок вышел неровным, неправильным и грубым. Кеша отобрал у меня кастрюлю. Несколько уверенных движений, сила, которую тесто словно испугалось, превратившись в аккуратный круг.