- Шесть пятьдесят…
Павел в смятении снова надолго замолчал. Февраль месяц. В шесть пятьдесят ещё темно - ночь. А тут…
Проскочили Алтухово. Когда справа показалась железнодорожная платформа "Алтуховка"… Вот тут и вовсе началось...
Снежный покров, насколько видел глаз, резко закончился. По ровной, как по ниточке проведённой, границе, он перешёл в яркую летнюю зелень. Впереди, асфальт, словно ножом отрезанный, кончился, и колонна скатилась на грунтовую дорогу. Знакомый, много раз проезженный пейзаж, сменился на совершенно незнакомые окрестности. Справа показалось какое-то село.
Дугин ошарашено спросил:
- А это что за посёлок?
Таня, не отрывая щеки от Пашкиного плеча, пожала плечиками:
- Я не знаю. Ты одень шлем и у Бабки спроси. Она тут всё уже изучила, всё знает.
Павел напялил шлем:
- Кхм, кхм… Меня кто-то слышит?
Ответила командир отряда:
- Все тебя слышат. Чего ты хотел?
- А вот там, справа, что за селение?
- Секретарка…
- А… Это… А Тоузаково где? Оно же… Ничего не понял…
Тут откликнулась Таня:
- Тоузаково, это моё родное село. Там у меня мама и сёстры… Только здесь его нет.
Она судорожно вздохнула:
- Видишь, как получается… Не перенеслось…
Пашка нехорошо задумался.
Психика, в столь необычных обстоятельствах, пыталась отстраниться от фантастики, находя разумные и логичные объяснения происходящему, хоть постепенно и сдавая позиции. Но вот сейчас, именно в этот момент, здравому смыслу отступать стало уже некуда. Всё. Финиш. И Пашка, осознав свершившееся и приняв его, замер в каталепсии.
То, что он уже никогда не увидит жену и детей, так врезало ему по мозгам, что голова закружилась, потеплела, а руки и ноги похолодели.
Бабка, выждав некоторое время, спросила:
- Ну, что, Паша, - дошло?
Пашка прохрипел:
- Да, дошло.
Тьма засуетилась. Испугалась:
- Стойте! Остановитесь! Паше плохо!
Колонна остановилась. Пока экипажи свернули уже ненужные тенты с крыш и сняли цепи противоскольжения, Пашка, через силу, с помощью женщин выбрался из машины и сидел на обочине, замерев, с окаменевшим лицом, глядя на травяное море. Сзади Бабка попросила:
- Не надо Тьма… Ванесса, не трогайте его.
Через пару минут она сама подошла, села рядом, спросила:
- Ну, что?
- Сейчас… Поехали…
Попытался встать. Но его повело и он снова плюхнулся на задницу. Прошипел:
- Да твою же мать...
Бабка обхватила его, осторожно прислонила к себе в положение полулёжа. Неожиданно мягко, по матерински прошептала:
- Сиди, Пашенька. Сиди, не шевелись.
Подошла "Ванесса", склонилась над Пашкой.
- Павел Дмитриевич, посмотрите на меня… - повернулась к Бабке, - микроинсульт.