Когда Фабио заметил меня, каждая клеточка моего существа застыла. Я ждала. Я помнила те слова, которые он говорил Франческе в день ее смерти. Я слишком хорошо их помнила. Эти слова вернули мне боль и страдания. Передать это никак невозможно. Когда ты страдаешь изо дня в день, ты привыкаешь, ты уже давно готов к тому, что следующий день несет новые страдания и новую боль. Но когда из тебя вырывают половину сердца, и ты вдруг забываешь что это такое – боль, ты отвыкаешь, теряешь ее в прошлом… и вдруг боль и страдания возвращаются. Возвращаются не постепенно, не по крупице, сначала чуть-чуть, потом еще чуть-чуть… Нет. Они приходят иначе, словно тебя живого, в полном сознании бросают в костер.
Боль вернулась неожиданно, когда я совсем от нее отвыкла, когда совсем не была готова. Человека это способно убить. Но я уже давно не была человеком. Его слова причинили мне такую боль, что от этой боли ярость ведьмы обернулась стихией: бурей, лавиной, цунами.
Я их помнила. Поэтому ждала. Внутри меня был лед, и я точно знала: если он, Фабио, отвернется, если глянет с безразличием – он будет мучиться, страшно мучиться. Пока я не верну ему всю ту боль, которую он заставил меня испытать.
Но он не отвернулся. Он заметил меня и надолго остановил свой взгляд на моем лице. Нас разделяло много метров, какие-то люди, но его глаза… Его глаза – синие, как Тирренское море, они были совсем рядом. И, минуя то расстояние, что разделяло нас, минуя людей, которые пришли проводить Франческу в мир иной, эти глаза смотрели на меня. Только на меня.
Никакого особенного выражения в его взгляде не было. Он просто смотрел. Долго. Пристально. Почти не мигая. Пока я не поняла, что сама не могу оторваться от его лица. Словно какая-то нить в тот момент соединила наши взгляды. Эта нить… Она была не моя. Я не знаю, чья она была. Может быть… судьба. Я, конечно, ведьма. Но судьба… Она сильнее меня.
Только через месяц после похорон, я сказала ему о том, что беременна, что у него будет ребенок. Он был счастлив.
Проклятие… Оно действовало. Нет, конечно, о Франческе не забыли совсем. Фабио помнил, что у него была жена. Энцо помнил, что у него была мать. Синьора Мария помнила, что у нее была дочь. Но они не страдали. Они не жалели, что она ушла. Они забывали ее. Стремительно. Франческа превращалась в эхо далекого прошлого.
Глаза побитой собаки – это было только на похоронах. С каждым днем синьора Мария забывала… Слезы Фабио – это было лишь в ту минуту, когда он увидел, что его Ческа мертва. С каждым днем и Фабио тоже забывал… Энцо… Энцо сначала просто не понимал, а потом… Потом – забывал.