Второе здание, предоставленное Академии, — бывшая мечеть на Тукаевской улице — было отдано Институту механики, где я также проводил значительную часть времени над модельными экспериментами по устойчивости и звуковым эффектам разных артсистем.
Работали много, иногда ночами. Холод стоял лютый, обогревались железной печуркой-буржуйкой и нагревательным реостатом. На весь институт был один маленький токарный станочек, работали на нем в две смены. Я тоже овладел этой техникой и, случалось, вытачивал себе приспособления для опытов.
Помню один забавный случай. Мы с С. В. Малашенко моделировали при помощи выстрелов из винтовки прочность поясков снарядов. Были изготовлены модельные пули с пояском (свинцовым), и надо было посмотреть, что происходит с пояском после выстрела. Но как поймать пулю и рассмотреть ее после опыта? Решили ловить ее в баке с водой. В стенке бака было проделано круглое отверстие диаметром 15—20 сантиметров, заклеенное пергаментной бумагой. Бак заполнили водой, и я с дистанции 16 метров выстрелил из винтовки в центр бумажного кружка. Эффект был неожиданный — я получил довольно сильный удар в лицо водяной струей. Этот побочный эффект изучался много лет спустя при рассмотрении известного явления — образования “султана” при падении тела в воду или при подводном взрыве. Но главной цели (рассмотреть пулю неповрежденной) мы достигли, правда, после этого случая бак с водой заменили паклей.
По вызову КБ я ездил из Уфы в Барнаул к Г.И. Петрову, где провел около месяца — участвовал в опытах и расчетах.
Летом 1942 года мы из гостиницы перехали в двухэтажную обкомовскую дачу, в семи километрах от Уфы на высоком берегу реки. Места там очень красивые. Первый этаж занимали Богомольцы, второй — мы. В город я ходил пешком через день. Теорией занимался дома, а экспериментами (с Малашенко и Грозиным) — в помещении Института механики. На этой даче мы прожили вплоть до переезда в Москву осенью 1945 года.
Несколько раз меня вызывали в Москву для консультаций и участия в экспериментах по военным задачам.
Хорошо запомнился один трагикомический случай. В Москву приехали Грозин и я. Остановились в гостинице “Москва”, номер с двумя койками и диваном. Я основное время проводил с Петровым. Петров приехал значительно раньше нас, подготовка опытов затянулась. Петров остался без жилья и поселился у нас на диване. Как-то вечером Петров пришел страшно довольный — в газетах было опубликовано сообщение о присуждении Сталинских премий, среди награжденных был и Петров. Вскоре раздался телефонный звонок, звонил директор КБ и пригласил Петрова и меня зайти к нему в номер “отметить” награду. На троих закуски было немного, а выпивки порядочно. Я пробыл недолго — к нам с Грозиным пришел генерал для обсуждения одного вопроса. Петров вернулся, когда мы с Грозиным были уже в постелях. Я проснулся рано, пошел в ванную комнату и увидел: 1) ванна полна воды, и в ней плавают брюки; 2) мраморной плитки на умывальнике нет, а на полу много осколков. Скоро проснулся и Грозин, проснулся и Петров и стал искать брюки. Увиденным в ванной комнате был поражен. И тут позвонили из Совмина — Петров приглашался на встречу с награжденными по Министерству, через полчаса надо было идти в Совмин. Я уступил свои брюки (Петров был много ниже меня и низы пришлось подколоть). Договорились, что мы никого в комнату пускать не будем, а тем временем Петров получит деньги (премию) и сразу же расплатится за разбитую плитку. Через час-полтора Петров вернулся с тяжелой улыбкой: на приеме все награжденные пожертвовали свои премии на оборону. Министр произнес речь и угостил пивом. Нам с Грозиным пришлось просидеть в номере еще около часа — Петров ездил в КБ за особым клеем. К вечеру доска на умывальнике была, как новая.