– Это как? – не поняла я, видимо потому, что от очередного истощения ничего не соображала.
– Считают тонким кипарис, жасмину ль тонкость не дана? Но по сравнению с тобой лишь ткань из роз тонка одна. Вращалось небо много раз, но не случалось никогда, чтоб столь тончайшая краса была под небом рождена. Когда – о райский соловей! – ты залетаешь в сад земной, любая птица пред тобой, как галка черная, дурна.
Он говорил это… совсем не на том языке, на котором мы все тут разговариваем, но… я его поняла! Невероятно, но я поняла!
– Где вы… услышали эти строки?
– В оазисах песчаного и пустынного Ар-Таара, – улыбнулся парень.
Где это? Наверное, далеко.
– Если вам, госпожа, не по нраву мудрость Востока, то для вас – сладость слов Запада, – он хитро глянул на меня. – Была весна, весь сад весной пропах, а в том саду, средь зелени аллей явилась мне лилея из лилей, пленила взор и сердцем завладела. Затмила всех красой лица и тела. С тех самых пор весь мир я позабыл, лишь помню ту, кого я полюбил.
И снова это был другой язык, и снова я его поняла. Что, Барбару учили не только бить без разбора направо и налево, но ещё и понимать разные языки? А то и говорить?
– Так уж и… полюбили, – ответила я, невольно использовав слово из его стиха, то есть – на том же языке.
Он улыбнулся ещё радостнее.
– Восхитился. Готов преклонить колени и служить вам, прекраснейшая. Могу припомнить подходящие строки ещё и на древнем имперском, но как назло, о восхищении не приходит на ум ничего, а вот о том, что за восхищением последовало – преизрядно много. Не будем торопиться, госпожа моя, так ведь? – он говорил очень вкрадчиво, водил кончиком пальца то по щеке моей, то по ладони.
Вообще, конечно, следовало подняться и пойти в свой ящик с сеном, и приходить в себя уже там. Но встать всё ещё было сложно, а его прикосновения не несли угрозы – наверное, развлекается. Увидел диковинку – и бросился завоёвывать, так?
И кто знает, до чего бы мы договорились в ту ночь, но в дверь заколотили.
– Брат Лео, брат Лео, открывайте скорее, вы нужны Мастеру! – раздался оттуда звонкий мальчишечий голос.
– Терпение, братец Стриж, – повысил голос парень. – Видите, прекраснейшая, какова жизнь? Не успеешь перевести дух, как тебя снова зовут в бой.
– Неужели прямо в бой? – не поверила я.
– Приду – узнаю, – улыбнулся он, наклонился и поцеловал меня.
Просто поцеловал, ласково тронул мои губы своими. Переложил на подушки с колен, закрыл своё лицо чёрной тканью и поднялся.
– Я вернусь, прекраснейшая. Обязательно вернусь.