Барбара поднимает руку, очевидно собирается с силами и даёт ему пощёчину, да не простую, у него на щеке мгновенно появляются ожоги.
– Ах ты ж, – он бьёт её – тоже по щеке, а смотрящая сверху я забываю дышать.
Роется в сумке, достаёт какой-то флакон и разжимает ей зубы. В горло льётся вязкая жидкость, глаза Барбары закатываются.
Голова заваливается на бок, и она смотрит в стену невидящим взглядом. Мужик тоже смотрит… но вдруг меняется в лице, отшвыривает флакон и принимается хлестать её по щекам.
– Не смей умирать, ясно тебе? Живи и мучайся, поняла? Сейчас, так я и дал тебе подохнуть! Рано ещё!
Но голова мотается из стороны в сторону, дыхания не слышно, да его и нет.
Мужик, забыв про спущенные штаны, снова роется в сумке, и достаёт кристалл на цепочке. Начинает водить им над неподвижным лицом.
– Оживай… оживай, дрянь, ведьма, кому сказал…
Не происходит ничего. Тогда он добывает где-то в недрах одежды иглу и протыкает себе палец, и намазывает кровью поверхность кристалла. Тот начинает светиться и отбрасывать блики во все стороны. Светится, светится… луч достигает меня, так и смотрящей с потолка, и я ощущаю удар.
И больше не ощущаю ничего.
… Я проснулась в темноте. У меня болело всё – голова, сердце, что-то ещё внутри. Пустота подступала и хватала за горло. Я ревела.
– Эй, ты чего? – шёпот сбоку.
Точно, я ж не одна. Я ж с этим, как его, Лео.
– Сон… дурной… приснился, – говорю я.
И тут до меня доходит, что я сказала – как сон приснился? Сон про Кристинку и мою квартиру? И о том, что я умерла? И потом ещё о том, что умерла Барбара?
Я сидела на постели и ревела в три ручья. В это невозможно поверить, но кажется, придётся. Никакой это не сон, это явь, это теперь у меня такая явь. Я свернула себе шею на той лестнице, меня похоронили. Дома у меня больше нет, там хозяйничают Кристинка с семьёй. И меня больше нет. И Барбары больше нет, потому что вместо неё – теперь я. Она умерла от передозировки сонного зелья, а я заняла её тело. Куда делась её душа – я предпочитала не думать.
И я не забыла свою жизнь, я всё отлично помню. О себе. А о Барбаре – нет. Но уже и не важно, кажется, потому что её – нет, я – здесь, а дом мой – там, да и его тоже нет. Ничего нет, совсем ничего.
– Так, птичка Барбара, тебя ведь Барбарой зовут? – разделивший со мной постель поклонник сел рядом и обнял меня. – Чего ревёшь? Что там было, в том сне?
– Конец… всему. Всей моей жизни. Я думала… сплю, а всё по правде, – бормотала я невразумительное.
– Конечно, по правде, куда уж правдивее, – соглашался он. – Но твоя жизнь продолжается. Кем бы ни были твои враги – они не сильнее, чем мы. Мы все, кто здесь есть. А ты прекрасна, я не зря говорю, что ты прекраснейшая из известных мне дев, слышишь?