>6 – буддийский храм Санкт-Петербурга уникален тем, что это самый северный дацан в мире, а также первое буддийское святилище в европейской части России. Строительство дацана началось в 1909г. Первая служба в недостроенном дацане состоялась в 1913г. Внутреннее помещение расписывалось по эскизам Николая Рериха. В наши дни монахи дацана регулярно совершают молебны, которые могут посещать все желающие. В общине ведут приём ламы, астрологи и врачи-специалисты в области традиционной тибетской медицины.
>7 – итальянский дворик располагается по адресу: ул. Итальянская, 29
8
Уже когда они переместились из зала, где ужинали (еда, правда, была так себе), в зальчик, где вскоре должен был начаться спектакль «В Париже» по рассказам И.Бунина, Кира спросила Влада:
– Откуда ты знаешь такие места?
– Эффект провинциала, – рассмеялся Влад, – Я, когда обосновался в Питере, а было это, дай бог память, лет десять назад, решил, что изучу этот город вдоль и поперёк. Так, как и коренной питерец не знает. Вы же как думаете? Ещё успею, будет время. Куда он, город, от меня денется. А те, кто в гости сюда приезжают, они же жадные. Им хочется за короткий срок объять необъятное. Я решил начать с центра – Невский, каналы, Эрмитаж. Быстро понял, что и всей жизни не хватит, чтобы увидеть всё. Да и потом, что интересного в том, чтобы знать то, что знают остальные? И изменил тактику. Начал досконально изучать те места, где жил и работал. Двор за двором, улицу за улицей, квартал за кварталом. Поскольку и мест проживания, и рабочих адресов сменил немало, образовалась целая коллекция забавных местечек.
– А ты амбициозный товарищ!
– Есть такое дело, – опять рассмеялся Влад, – Но если нанести на карту те районы, что знаю, и те, где ни разу не был, – белых пятен будет гораздо больше…
Их разговор прервался, когда на сцену вышел импозантный мужчина с еврейской фамилией и восточным именем и таким интернациональным лицом, что его вполне можно было принять и за русского, и за француза, и за немца – Рустем Галич. Всё вместе выдавало в нём бывшего соотечественника, уже давно живущего зарубежом, считающего, что он вытянул счастливый билет, и оттого относящегося к тем, кто остался на родине, с некоторой долей сочувствия… Нет, скорее, пренебрежения… Нет, не так! Снисхождения! Да, это слово более точное. А ещё в нём чувствовалась самовлюблённость и самолюбование. Короче, чем-то он был Кире неприятен.
Но, когда он начал читать рассказы Бунина, для Киры исчезло всё – и этот тёмный зал, густо заставленный круглыми столиками, и шум дождя за окнами их полуподвала (на улице разбушевалась стихия – ливень и шквалистый ветер, но об этом Кира узнала только на следующий день), и Влад, воспользовавшийся теснотой помещения, чтобы обнять её и прижать к своему плечу. На Киру обрушилось прекрасное Бунинское слово – лёгкое, ароматное, очень насыщенное, ёмкое, объёмное.